Второй вариант

Гранатовый цвет,Гранатовый цвет,Гранатовый цветНа дороге.И нас уже нет —

Ушли мы в рассвет,Ушли мы в рассветПо тревоге...

Песня была без претензий, но чувствовалась в ней какая-то жизненная сила и оголенная, как провода, правда. Новиков слушал и видел в кабинетной темноте дорогу, петляющую среди гор, цветущие гранатовые деревья на обочинах.

В песне говорилось о том, как жили и дружили сержант по имени Коля и сарбаз Абдулла. Сержант был родом с Украины, а сарбаз — из Джелалабада. Несли рядом службу, делились куревом и учили друг друга родному языку. Но однажды попал Абдулла в засаду, и Коля поспешил ему на выручку...

«Гранатовый цвет, гранатовый цвет...» Песня просто так родиться не могла. Новиков был уверен, что и в реальности были Николай и Абдулла, что в основе песни был факт и вся она — отклик на живое событие... Потому, когда узнал о командировке, решил попытаться найти истоки песни, может быть, даже автора или хотя бы следы ее героев... Он понимал, что это наверняка не самое важное из того, что доведется ему увидеть и услышать, но мысль засела основательно, требуя каких-то действий...

Кабул встретил их теплом и солнцем, хотя на дворе стоял февраль. На здании аэровокзала светилось русское слово — «Мир». Сбоку от него, на стоянке, жались друг к другу разукрашенные самолетики спортивного типа. «Наверное, частные», — подумал Новиков. По рулежной дорожке бежал маленький, словно игрушечный, грузовичок...

Всех прибывших «Арианой» журналистов встречали корреспонденты, аккредитованные в стране. Новикова тоже встретил собкор их газеты. Увидев привычный глазу корреспондентский уазик, он тихо порадовался скромному знакомцу. Взялся было за дверцу машины, но не открыл, задержавшись взглядом на двух рваных отверстиях в ней. Взглянул вопросительно на собкора.

— Не успели заделать, — извинительно объяснил тот. — Позавчера по дороге к десантникам обстреляли...

Новиков кивнул: все, мол, понятно и все, мол, в порядке вещей. А сам подумал, усаживаясь в машину: пуля, конечно, дура, но ведь и зацепить может по дурости...

Уазик полз по запруженной машинами кабульской улице. «Волги», «Нивы», «Тойоты» и бог знает каких еще марок автомобили, нагруженные сверх всякой меры, выворачивались и справа и слева, и Новикову казалось, что никаких правил движения в городе просто не существует, что сию минуту кто-нибудь врежется в их машину или они сами кого-нибудь долбанут. Но все обходилось, только со всех сторон слышались автомобильные гудки; водители, как дети, сигналили, даже если в этом не было необходимости.

И люд выглядел непривычно: чалмы, накидки, халаты... Женщины, упрятавшиеся под паранджу, и тут же рядом девчонки в джинсах и парни в европейских костюмах... Экзотики, конечно, хватало, но Новиков прилетел не за этим. Он хотел как можно скорее попасть в какой-либо полк из состава ограниченного контингента советских войск в Афганистане. А экзотику — на пото́м; старый город, мечети, торговые лавки и даже бывший королевский дворец могут обождать...

Их встретил командир полка подполковник Комаров. Представился по имени-отчеству: «Евгений Александрович» — и сразу предложил:

— Может, в баню?..

На баню в этот первый день не было времени. Так, во всяком случае, считал Новиков. Он собирался сразу же, не медля, отправиться в рейс, окунуться в боевую обстановку, но командир объяснил, что ни того, ни другого не предвидится. Что по случаю предпраздничного дня есть возможность без спешки поговорить с людьми. Новиков очень не любил писать со слов, предпочитая все увидеть собственными глазами. Но делать было нечего, и он отправился по палаткам, в которых размещались мотострелки. Говорил с людьми, не вынимая блокнота: о московских новостях, о зимней погоде в России, расспрашивал о жизни, службе, боях, песнях. Чувствовалось, что народ истосковался по отчему краю; новости, которые были даже вовсе и не новости, воспринимались как откровение, как привет из далекого дома.

Между тем начался дождь. К вечеру похолодало, и дождь смешался со снегом.

В одной из палаток, оказавшейся ленинской комнатой, Новиков увидел невысокого чернявого капитана в окружении солдат. Это был заместитель командира мотострелкового батальона по политчасти Рахиль Гасанов. Что-то знакомое почудилось Новикову в облике офицера. Тот рассказывал о людях, о Панджшерских событиях, а он, слушая шепотливый стук дождя о палатку, никак не мог отделаться от мысли, что все это уже происходило когда-то, что все знакомо, включая лицо рассказчика. Мысль была как заноза, и Новиков не выдержал, спросил:

— Мы с вами раньше не встречались?

— Так точно, встречались.

— Где?

— В Закавказье.

И Новикову сразу же вспомнилась такая же палатка, дождь и утро, когда лейтенант Гасанов со своими подчиненными преодолевал по канату каньон, за что получил благодарность от командующего войсками округа.

Вот уж, действительно, неисповедимы пути...