Второй вариант

Чем измерить нервное напряжение хирурга? Каким микрометром выверить точность движения его чутких, вооруженных режущим инструментом пальцев? Крошечные пластмассовые осколки прорезали кишечник. Опять мина итальянского производства, самая вредная из тех, что применяют душманы. Руки медиков удаляли осколки, обрабатывали, зашивали. Еще дважды пришлось переливать кровь Удуту. Ее дали выздоравливающие советские солдаты. Старик между тем продолжал молиться.

Операция длилась около пяти часов.

— Хоть бы проснулся! — сказала Лена Лушникова.

Она уже знала по опыту: если человек проснется на столе, значит, будет жить.

И вдруг Удут открыл глаза, пробормотал несколько слов и снова впал в забытье. Его отправили в реанимационное отделение.

Мальчик пришел в себя на третий день. С ужасом огляделся вокруг, закричал и смолк.

— Проснулся, маленький, — подошла к нему Лена.

Но стоило ей наклониться над ним, как он опять заверещал, как крольчонок. Она отпрянула, заплакала, хоть и притерпелась к людским страданиям. Такая уж женская натура — жалостливая. Она сама была матерью. В Новосибирске у нее осталась с дедом и бабкой шестилетняя Наташка. И Лена вдруг с ужасом представила дочь на месте этого афганского мальчика. Прокляла мысленно войну и всех, кто ее развязывает.

Но не время было давать волю чувствам. Ее ждала работа, надо было разнести больным лекарства, сделать перевязки, в том числе и этому маленькому человеку с опухшим лицом.

А он ничего не понимал, ничего не хотел, ничего не ел. Ремез посоветовал накормить мальчика привычной для него едой. Девчата, взяв охрану, поехали в дукан, купили дыни, арбуз. От дыни Удут не отказался. Но разве это пища для ослабленного организма?

И все же было заметно, что мальчик постепенно привыкает к новой обстановке. Из всех он выделял Лену Лушникову. Водил по палате глазищами, провожая каждый ее шаг, и, дождавшись, когда она сядет к нему на кровать, слабо улыбался. Ей он, хоть и с плачем, доверялся во время перевязок. Из Лениных рук впервые отхлебнул с ложечки куриный бульон. Это было целое событие.

Вскоре Удута перевели в общую палату, туда, где лежали наши солдаты.

— Салям, — приветствовал Удута рядовой Сардаров, таджик по национальности. Мальчик встрепенулся, заслышав знакомую речь, повел глазами.

— Абдунаим, — назвал себя Сардаров. — Исматон чист, бача? Как тебя зовут?

— Удут, — прошептал ребенок.

Кроме Абдунаима Сардарова и Удута в палате лежали еще двое: рядовые Игорь Смирнов и Роберт Мингалеев. Они разговаривали с мальчиком, жестикулируя, старались развеселить его и все, что видел глаз, называли по-русски. Игорь спрашивал:

— Как дела? — И сам отвечал, показывая большой палец: — Хорошо!

После чего начинал тихонько петь: «Пусть всегда будет солнце, пусть всегда будет мама...» — и добавлял: «Лена».

Между тем заживление ран шло не так гладко, как хотелось бы врачам. Началось загноение ноги. В ней еще остались маленькие пластмассовые осколки. Ногу надо было спасать. Вскрывали капсулы, чистили раны, удаляли инородные предметы. Вводили антибиотики, делали обезболивающие уколы. Удут терпел, только мычал, когда было невмоготу. Пришел дед проведать внука. Увидев Удута улыбающимся, заулыбался сам, закивал головой. Схватил руку рядом стоящего Ремеза и пытался поцеловать ее.

— Шурави доктур, шурави доктур!

Старик начал что-то объяснять. Сардаров перевел: не мог дед раньше прийти, боялся душманов. Эту ночь просидел в сухом арыке, чтобы не попасть им на глаза. Кланяется советскому доктору и может отблагодарить только своей жизнью.

С этого дня выздоровление Удута пошло полным ходом. Настал день, когда мальчик впервые встал с кровати и заковылял к Игорю Смирнову. Спросил:

— Как дела, командор? — И сам ответил, подняв большой палец: — Хорошо!

Лена сшила ему трусики, майку, рубашку, шаровары. Он перебирал обновки, глазенки его сверкали. Показывал жестами, что хочет немедленно надеть все это. Но Лена не соглашалась, смеялась и говорила:

— Вечером.

Вечером девчата взяли его с собой в баню, и в палате он появился преображенный. Пел про солнце и про маму, заговаривал со всеми, мешая афганские и русские слова, долго не мог уснуть.

А на другой день произошло событие, перевернувшее весь мир в его представлении. После ужина Игорь Смирнов взял его на руки и понес в летний клуб. На экране пробирались по горам люди. Удут съежился, прижался к Игорю. Видно, что-то знакомое почудилось мальчику. А когда появились басмачи и стали стрелять в красноармейцев, он вцепился в Игоря и зашептал:

— Душман, душман...

Фильм кончился, а Удут не хотел уходить. Просил по-русски: «Давай, давай!..» — и показывал на экран.

Теперь он не пропускал ни одной кинокартины, его нельзя было оттащить от телевизора. А когда нога окрепла, исчезал из палаты, наведывался к друзьям, а их было очень много. Перезнакомился со всеми водителями санитарных машин, просил: «Прокати, командор». Первым бежал в столовую, помогал расставить на столах посуду. Довольно бегло стал говорить по-русски.