Второй выстрел

— Видишь ли, — продолжала она, — Эрик затрагивает инстинкты Эльзы, о существовании которых бедняжка даже не подозревает (и, без сомнения, она ужаснулась бы, узнав, что они у нее есть); но тем не менее эти инстинкты отличным образом отвечают на его призыв и толкают ее к нему. А он, безусловно, непревзойденный мастер в любовных делах, этакий пещерный человек, не принимающий никаких стыдливых отговорок в качестве ответа именно такой, каких мы, несчастные женщины, находим самыми привлекательными. Настоящий мастер…

— Ты гак говоришь, как будто проверила это на собственном опыте, зацепил я ее, возможно, резковато, поскольку все еще не мог побороть раздражения.

— А что ты думаешь, он опробовал свое обаяние и на мне, — усмехнулась Этель. — И не надо так удивляться. Сирил. Не так уж я безобразна, к тому же мне нет еще и сорока. Если тебя это успокоит, скажу, что я вовсе не поощряла его; на самом деле я была почти груба с ним. Но это требовало усилий. Даже тогда, когда я говорила самые гадкие слова, которые могла придумать, мне на самом деле хотелось упасть в его объятия.

Ничего себе признание! Я предпочел оставить его без комментариев.

— Ты хочешь сказать, что после всего этого он спокойно принял приглашение пожить под твоей крышей?

— О, у Эрика шкура, как у носорога. Такая мелочь не может его обескуражить. Кроме того, он, без сомнения, думает, что ему еще есть на что надеяться. После того, как он удачно женится на деньгах Эльзы, он, возможно, предпримет еще одну попытку.

Никогда не слышал в словах Этель такой язвительности. Обычно она добрейшее в мире существо.

Я повернул разговор в более надежное русло.

— Ты, конечно, предупредила мисс Верити, что он за тип?

— Нет, конечно, и не подумаю, — ответила Этель. — Я же не полная дура, Сирил. Даже ты должен понимать, что это наивернейший способ толкнуть ее прямо в его объятия.

— Но ведь она, кажется, достаточно взрослая, чтобы вести себя разумно, возразил я.

— Ей двадцать один. А девушка двадцати одного года, мой дорогой Сирил, в подобных вопросах значительно более глупа, чем семнадцатилетняя. И больше мне нечего сказать. Кроме того, женщина ни в каком возрасте не будет вести себя разумно в вопросах любви.

Одна из многих вещей, общих для нас с Этель, — это ее глубоко язвительное отношение к собственному полу. И вообще я заметил, что почти все приятные женщины презирают свой пол. Возможно, именно это и делает их приятными.

— Нет, — продолжила она. — Я сделала единственно возможное притворилась, что поощряю ее интерес к нему. Эльза пребывает в заблуждении, что мы устроили этот прием именно ради нее и Эрика.

— Тогда как на самом деле…

— Вот именно. Как я уже сказала, есть только одна надежда спасти ее нужно разрушить ее слепое увлечение, пока оно еще не зашло слишком далеко. И вот здесь, мой дорогой Сирил, на сцену выходят де Равели.

Я задумчиво покачал пенсне на шнурке. К тому времени мы уже успели забыть про колокольчики. Перед нами мирно плескался ручей в своем каменистом ложе; обычно это зрелище показалось бы мне очень привлекательным после Лондона; теперь же я едва замечал его.

— Ты играешь с огнем, Этель, разве нет?

— Да, и вполне осознанно. Я очень надеюсь, что этот огонь спалит Эрика.

— А если нет?

— Тогда нам придется принять еще более действенные меры, — непреклонно ответила Этель. — Говорю тебе, Сирил, я не перед чем не отступлю, чтобы спасти Эльзу от этого человека, хоть я и не несу за нее прямой ответственности, это, скорее, мой моральный долг. Она дочь самой лучшей подруги, которая у меня когда-либо была (ты не был с ней знаком, мы вместе учились в школе); родители Эльзы умерли, а близких родственников у псе нет. Формально она сама себе хозяйка, а я просто занимаю loco parenеtis[2]. Я могла бы отказаться от этой роли, но даже если бы я не была так нежно привязана к самой Эльзе, я бы чувствовала себя обязанной присмотреть за девочкой ради ее матери. Скажу тебе откровенно, Сирил, я скорее придушу Эрика собственными руками, чем позволю ему заманить Эльзу в ловушку этого бесчестного брака.

Пророческие слова, которые мне потом часто пришлось вспоминать…

— Ну конечно. Несомненно. — Я попытался успокоить Этель, потому что она начинала слишком драматизировать ситуацию, а мне очень не нравится, когда раздувают трагедию из чего-то, к чему я имею отношение. — Значит, твой план таков: миссис де Равель, охваченная ревностью из-за того, что Эрик уделяет слишком много внимания мисс Верити. постарается вернуть заблудшую овцу в свой загон, причем так явно, что у мисс Верити откроются глаза, и она сможет подавить в себе эту пагубную страсть в зародыше?