Вторые Руки

Гвалт буйной, школярской переменки. «Марь Ванна, он меня линей­кой!», топот ног, вкусные удары портфелями по спинам, «8-А! Сдать тетради! 8-А, кому сказано!..» Всплывает назойливое: «В творчестве Чехова красной нитью проходит...» Стихая, гвалт переходит в про-

грамму телевизионных новостей. Заглушая голос диктора: «Любочка! Накапай мне валокордину...».

Хнычет младенец, над ним сюсюкает бабушка. Сирена «Скорой по­мощи».

Траурный марш Шопена.

Плачут соседки, одновременно договариваясь, кто будет печь блины для поминок.

Лавочник(вешая костюм обратно). Отдохните, Любовь Борисовна. Сейчас вы вправе отдохнуть. Здесь тихо, спокойно. И Лев Толстой никого не интересует, вместе с вашим отношением к классику. Я уже говорил, что к нам редко заходят? А это... (Тянется к кимоно или к пальто с каракулевым воротником, не выбрав, что именно возьмет. И опаздывает.) Это, знаете ли...

Кто-то входит в боковую дверь. Вглядывается в смутную серость лавки. Машинально нащупав на стене выключатель, щелкает клавишей.

Яркий, бьющий по глазам свет.

Сквозняк превращается в ураганный ветер. Трепещут полы плащей, раскачиваются костюмы. Платья делаются флагами, шлепают брючи­ны джинсов. Вся лавка гуляет, плещет, вскидывается. Какофония зву­ков: «Миллион алых роз» сменяется увертюрой к «Аиде», гудят паро­возы, «Взвод! На месте шагом...», «Милая, ты даже не знаешь...», в пять тысяч глоток: «Го-о-ол!!!», «Разыгрывается тираж...», «Пирожки! Горяченькие!»; взлетает ракета, бьют автоматы, «Поезд отправляется! Следующая станция...», в подземном переходе слепой певец тянет:

«Ой, у лузi, у лузi червона калына...» Лавочник, не торопясь, подходит к двери и выключает общий свет.

Тишина. Раскачивается лампа на шнуре.

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Лавочник, вещи и Хомо Дозяйка

Хомо Дозяйка

(неопределенного возраста, за­стенчива и испуганна). Ой... Извините! Извините, по­жалуйста! Я не хотела...

Лавочник. Пустяки, не стоит. Все в порядке, я сам так делаю. Дважды: перед открытием и после закрытия. Вещи нужно проветривать, иначе они плесневеют. А кому охота целую жизнь нюхать плесень? Это только понача­лу пугает, а потом привыкаешь, и ничего... Даже инте­ресно. Хотите чаю?

Хомо Дозяйка. Чаю? Если вас не затруднит...

Лавочник берет со стола заварной чайничек. Наливает полную чашку.

Лавочник. Прошу вас. Выпейте.

Хомо Дозяйка. А вы?

Лавочник. А мне не надо.

Хомо Дозяйка(участливо). Сердце? Желудок?

Лавочник(протирает очки, потом зачем-то по­правляет глазную повязку. Стягивает потуже узел на за­тылке).

Ах, если бы... Судите сами, (Делает глоток, от­хлебнув прямо из носика чайничка; некоторое время, раз­дув щеки, катает чай во рту. Лицо его удивительно: так склеротик тщетно пытается вспомнить имя собственной дочери. Не вспомнив, выплевывает чай на пол.) Сами ви­дите. Нет, мне не надо. Лучше так, без чая. Пейте сами.

Хомо Дозяйка. Тогда зачем у вас на столе завар­ной чайничек? Да еще полный? Ой, простите, это не мое дело.

Лавочник. Вы совершенно зря просите проще­ния. Я не обиделся. Как вас зовут?

Хомо Дозяйка. Не помню. Это смешно, да?

Лавочник. Нет. Не смешно. Здесь никто не по­мнит. А некоторые врут. Дескать, Инга или Алевтина. Или Бритни Спирс. Только по глазам все равно видно: врут. Придумали, чтоб не быть без имени. Хотите, мы и вам придумаем?

Хомо Дозяйка. Придумайте. Если вам не трудно. Знаете, странно, когда без имени. Словно обокрали.

Лавочник. Хорошо. Я буду звать вас: Хомо Дозяйка.

Хомо Дозяйка.

Домохозяйка?

Лавочник. Почти. Мы обобщим простую домохо­зяйку до целого вида. Кухня, подгузники, уборка, похо­ды в магазин. День — ночь, сутки прочь. Семья превы­ше всего. Котлеты, борщ. Я угадал?

Хомо Дозяйка. Да. Угадали.

Лавочник. С сегодняшнего дня вы Хомо Дозяйка.

Хомо Дозяйка. А вы?

Лавочник. А я - Лавочник.

Хомо Дозяйка. Тоже вид? Обобщение?

Лавочник(грустно). Увы, нет. Я сам по себе. Вам что-нибудь подобрать? Из вещей?

Хомо Дозяйка долго не отвечает, отправившись бродить между стой­ками. В одной руке у нее — чашка чая. Трогать вещи она опасается.

Просто смотрит.

Лавочник ей не мешает.

Легкий сквозняк гуляет вслед за женщиной.