Вторжение

- Из ручейков собираются реки, - перебил Ломов. - В замысле каждого учения, пусть оно и малого масштаба, должно быть заложено рациональное зерно... Во время осенних маневров снаряды ложились на линии укреплений, скоро весь рубеж обороны покрылся сплошным облаком разрывов... Огневой вал представлял внушительное зрелище... И когда пехота двинулась в атаку, опять артиллерия дала еще более мощный шквал огня. Стрелки местами вплотную прижимались к разрывам своих снарядов, шли за ними... Как сейчас вижу, один боец даже схватил горячий осколок. Потом удостоился вызова к самому наркому. Маршал Тимошенко спросил у него: "Не боялись ли вы снарядов, которые летели над вами?" И знаете, как замечательно ответил этот боец? "Мы, - говорит, - но боялись белофинских снарядов, а своих тем более. Чего же их бояться, ведь они работали на нас". Вот как было на маневрах. А у вас? - генерал повернулся к Шмелеву. - Затащили артиллерию в болото, завязли пушки. Да какая же это, с позволения сказать, атака без артиллерийского сопровождения?

- Все зависит от конкретной обстановки, - попытался возражать Шмелев. - Вышло так, что удобнее было атаковать без шума. На внезапность рассчитывали. Это и сделали мои бойцы.

- Не упрощайте, - прервал Ломов. - Опыт современных войн не этому учит.

- Опыт опыту рознь, - раздумчиво заметил Шмелев. - Например, нас упорно призывают готовить пеших посыльных. Выдают это за одно из важных требований времени!

Гребенников усмехнулся. В недоумении пожал плечами и представитель генштаба полковник Демин. Но генерал не заметил, как они иронически переглянулись.

- Видите, куда камень брошен, - сказал он, подойдя к представителю генштаба. - За такое, мягко выражаясь, настроеньице по головке не погладят. И зарубите себе на носу, комбриг! - Он погрозил в воздухе пальцем. - Будем готовить пеших посыльных. Да, будем! Того требует нарком.

- Разве? - с искренним удивлением спросил Демин. - Что-то я не помню, когда это им было сказано.

- На маневрах, в речах зафиксировано, - пояснил Ломов. - И мы будем выполнять это как солдаты. А кому не нравится - пусть пеняют на себя... А то ишь - взялся критиковать самого наркома... Эка куда хватил!

- Не к добру эта перебранка, - вмешался полковой комиссар Гребенников. - Товарищ Шмелев мог погорячиться. Вот поедет в отпуск, отдохнет, многое передумает, и все пойдет своим ладом. Верно, Николай Григорьевич?

Но, как видно, комбрига, хоть и спорил он со старшим в чине, трудно было разубедить. Шмелев не сразу распалялся. Терпеливый, выдержанный по натуре, он мог до поры до времени молчать, а уж если затронули его спуску не давал. Шмелев и сейчас был в таком состоянии, когда ни уговоры товарища, ни резкость, даже угрозы того, с кем спорил, не в силах были унять его бушующего темперамента.

- Не пугайте! - встав, отрубил Шмелев. - Речь идет не о критике наркома. Никто на его авторитет не замахивается. Но все-таки... положа руку на сердце... стыдно нам, новаторам по природе, жить по старинке. Пешие посыльные!.. Да разве о них нам заботиться, когда моторы вытесняют пешую армию! Броня, мотор, скорость, а не ваш штык и гусиный шаг решат судьбы будущей войны. - Шмелев помедлил, расстегнул шинель. - А что касается финской кампании, то... - комбриг опять помолчал, нервно шевеля черными бровями. - Она и посейчас вот где сидит! - Он похлопал себя по шее. - У многих незаживающие рубцы оставила, многие вернулись калеками. Но мы-то живы, а те... тысячи честных людей... лежат там, в снегах... И никогда не вернутся... Что и говорить, стоила нам эта война дорого. А почему? Тактика лобовых штурмов подвела нас. Ломать, лезть грудью на огонь, на доты - вот наша тактика...

Пока Шмелев говорил, в палатке стояла гнетущая тишина. Генерал Ломов, словно пораженный этими словами, смотрел в угол. Шмелев только сейчас заметил тихо сидевшего в углу старшего лейтенанта с черными кудлами волос на затылке.

- Вы, простите, ждете кого? - осведомился Шмелев.

- Это товарищ со мной, - ответил за него Ломов. - Можете при нем говорить...

Но Шмелеву говорить не хотелось, и он тяжело опустился на пенек.

В палатку вошел офицер, весь увешанный ремнями, при пистолете в огромной потертой кобуре; он спросил, кто будет полковник Демин, и, вынув из кожаной сумки пакет, вручил его под расписку.

Надрезав пакет, Демин осторожно вынул содержимое, прочитал, потом, снова хмурясь и слегка бледнея, перечитал.

- Есть у вас разгонная машина? - вдруг сосредоточенно поглядел на Шмелева.

- Дежурная есть, но вы можете поехать на моей... - ответил комбриг.

Демин тотчас оделся, постоял раздумчиво, сказал:

- Немецкий самолет возле Слонима приземлился. Еду на место происшествия.

- Часто они блудят. Обычная история, - с иронией в голосе заметил полковой комиссар Гребенников.

- Видно, не совсем обычная, раз требуют срочно выехать и расследовать, - ответил Демин и начал прощаться. Пожимая руку Шмелеву, спросил:

- Значит, в отпуск?

- Придется. Лучше поздно, чем никогда.