Вторжение

— Мой фюрер, — прошептал Морель, взяв его за обе руки, потные и холодные. — Вернитесь к прежнему образу мышления. Сны имеют свои превратности.

Гитлер встал. Состояние у него было подавленное. Чтобы взбодрить себя, принял горячую ванну. И вот теперь ходил по кабинету, ждал звонка Кейтеля.

Звонок раздался в те самые минуты, когда германские войска заняли Смоленск. Последний крупный город, стоящий на пути к Москве. Ворота к сердцу России. И фельдмаршал Кейтель не удержался — поздравил с окончательной скорой победой, потом осведомился, не желает ли фюрер принять парад войск в большевистской столице. Гитлер пообещал прибыть на парад тотчас, как только его солдаты вступят на Красную площадь.

В тот же день, 16 июля, Гитлер пригласил в замок своих приближенных.

Вилла "Орлиное гнездо" — не под стать имперской канцелярии и даже личной резиденции фюрера в Бергхофе — размещена в пещерной глубине скал. Гитлер совещался здесь только с особо доверенными лицами.

Вызванные им в тот день рейхслейтер Розенберг, рейхсминистр Ламмерс, рейхсмаршал Геринг, фельдмаршал Кейтель и Борман уже в пути испытывали напряжение. От Бергхофа асфальтированная дорога поползла в гору, мимо железобетонных казарм, в которых селились никуда не отлучавшиеся отсюда и даже не состоящие в переписке с родителями эсэсовцы из личной охраны фюрера. Тяжел был подъем в горы, настолько тяжел, что сидевшие в машинах невольно чувствовали эту тяжесть.

Дорогу теснили угрюмые громады скал. Наконец показалась ограда из грубо отесанного камня. Она опоясывала террасу и замыкалась только у железных ворот, над которыми возвышался барельеф: свирепая птица держала в когтях свастику. Но это было еще не само "Орлиное гнездо". За воротами дорога вилась все выше в гору и приводила на небольшую площадку. Тут стоял приземистый, как бы выдолбленный в скале, замок с толстыми бетонными стенами и островерхой крышей. Сразу через парадный вход попасть в замок было нельзя, и приближенные фюрера вошли в горловину туннеля, облицованного розовым гранитом. Туннель тускло освещался коваными фонарями на кронштейнах и опускался все ниже, как бы вгрызаясь в твердь скалы. Достигли грота. В гранитной стене слева виднелась дверь лифта с бронзовой решеткой.

Офицер–эсэсовец, хотя и знал приближенных фюрера, оглядел каждого и, не меняя каменно застывшего выражения лица, велел войти. Потом незаметно нажал скрытую где–то в облицовке кнопку электрического сигнала; выждал, пока двенадцать эсэсовцев из личной охраны фюрера не займут места в нижней кабине лифта, затем сам вошел в верхнюю кабину, в которой терпеливо ожидали вызванные к фюреру, и привел в движение лифт. Ствол шахты был глубокий, не менее ста метров, и только отсюда, из пробитого в скале колодца, попали внутрь глухого, изолированного от внешнего мира замка.

Совещание началось ровно в пятнадцать часов. Протокольную запись вел рейхслейтер Мартин Борман. На вид ему можно было дать не больше сорока лет. Полнолицый, с круглым подбородком, кажущийся даже добродушным, а на самом деле грубый и жестокий, Борман питал особую привязанность к фюреру и в свою очередь пользовался у него почти родственным доверием.

"Во вступительном слове фюрер подчеркнул, что он хочет установить несколько основных положений, — записывал Борман. — В настоящее время необходим ряд мероприятий. Об этом свидетельствует высказывание одной бесстыдной газеты из Виши о том, что война против СССР является войной Европы. Таким образом, воина ведется якобы в интересах всей Европы. Этим высказыванием газета из Виши, очевидно, хочет добиться того, чтобы пользу из этой войны могли извлечь не только немцы, но и все европейские государства.

Теперь является важным, чтобы мы не раскрывали своих целеустановок перед всем миром. Это, к тому же, вовсе не нужно. Главное, чтобы мы сами знали, чего мы хотим. Ни в коем случае не следует осложнять наш путь излишними объяснениями. Подобного рода объяснения являются излишними, ибо мы можем все сделать, поскольку у нас хватит власти, а что лежит за пределами нашей власти, мы и без этого сделать не можем.

Мотивировка перед миром наших действий должна исходить из тактических соображений. Мы должны поступать здесь точно таким же образом, как в случае с Норвегией, Данией, Голландией и Бельгией. И в этих случаях мы ведь ничего не говорили о наших намерениях, и мы впредь также будем умными и не будем этого делать.

Итак, мы снова будем подчеркивать, что мы были вынуждены занять район, навести в нем порядок и установить безопасность. Мы были вынуждены в интересах населения заботиться о спокойствии, пропитании, путях сообщения и т. п. Отсюда и исходит наше регулирование. Таким образом, не должно быть распознано, что дело касается окончательного регулирования. Тем не менее, вопреки этому и несмотря на это, мы все же будем применять все необходимые меры — расстрелы, выселения и т. п.