Вторжение

Древнее научное судно на малой скорости шло над радиоактивными болотами на высоте птичьего полета. Сквозь ставший прозрачным пол хорошо просматривалась желтая муть ядовитых испарений, рваные сгустки которых лениво теребило ветром. Всклокоченное море зарослей стебле-корней грязно-зеленой растительности, густо впутанных в бесконечное месиво застывшей болотной жижи, уходило далеко за горизонт и терялось в сизой дымке зараженного воздуха. Грязный снег покрывал ядовитую земную поверхность десятисантиметровым слоем и в неярких лучах солнца, подернутого серыми пылевыми облаками, менял оттенки с чумазо-желтого до зеленого-бурого. Лена Нисс перевела взгляд на световой экран. Счетчик Гейгера уверенно показывал за бортом пятьсот рентген в час. Даже сейчас, по прошествии более трех тысячелетий, находиться снаружи без защиты чревато гарантированной и мучительной смертью.

— Уровень заражения по-прежнему очень высок, — старый ксенобиолог перехватил ее взгляд. — В Заповедниках все осталось в точности так, как было в Эпоху Убежищ. Такой была бы наша планета сейчас, если бы не гений Великого Серебрякова в совокупности с решимостью и самоотверженностью наших прапрадедов, потративших жизни на возрождение Земли.

— В те времена все было иначе… — тихо произнесла Лена. — Люди кипели энергией и стремились воплотить свои силы и знания в чем-то великом и глобальном… Сражались с врагами, очищали планету, осваивали новые миры! Не то, что сейчас — все сыто, уныло и однообразно… — Она посмотрела на ученого: — Скажите, Петр Петрович, почему здесь до сих пор настолько высокий радиоактивный фон? Насколько я помню, радионуклиды, применявшиеся для создания термоядерных бомб, имеют небольшой период полураспада, тридцать лет, что ли… Вы специально поддерживаете в Заповеднике необходимый уровень радиации? Для комфорта животных и растений?

Седой ученый покачал головой:

— Нет, мы ничем не поддерживаем радиоактивность. Ее уровень естествен и будет таковым еще очень и очень долго. Я объясню, почему. Да, так называемые оружейные изотопы действительно имеют небольшой период полураспада, хотя и не все. Например, Йод-131 полураспадается за восемь суток, а вот сопутствующий ему элемент, Йод-129, — уже за семнадцать миллионов лет. И хотя сам по себе он имеет малую радиоактивность, его биологическая опасность огромна. Этот элемент имеет высочайшую мигрирующую способность и физиологически накапливается в жизненно важных органах живых организмов. В частности, у человека это щитовидная железа — по сути, критический орган.

Старый Серебряков обвел рукою обзорные экраны, указывая на безбрежный океан ядовитых болот:

— Здесь все буквально пропитано Йодом-129! — Ксенобиолог секунду молчал. — Еще один оружейный изотоп, Цезий-137, имеет период полураспада тридцать лет. Но его спутник, Цезий-135, полураспадается более двух миллионов лет! И его опасная для человека доза начинается от двух грамм. А тут, — сухопарый ученый вновь кивнул на болота, — без скафандра вы легко наберете вдвое больше. Не говоря уже о наиболее применяемом в те времена оружейном изотопе, Плутонии-239. До Великой Катастрофы его так и называли — оружейный плутоний. Его период полураспада двадцать четыре тысячи лет, к тому же альфа-распад Плутония-239 дает Уран-235, а тот полураспадается уже семьсот миллионов лет. Кроме того, сопутствующий элемент оружейного Плутония — изотоп Плутоний-238, он же — один из основных элементов отработанного ядерного топлива, в изобилии попавшего в окружающую среду из разрушенных АЭС в дни Великой Катастрофы, радионуклид высочайшей степени опасности. Его период полураспада — восемьдесят шесть лет, но продуктом альфа-распада является Уран-234, полураспад которого почти двести пятьдесят тысяч лет. И самое главное, — седой старик печально поморщился, — основной изотоп урана, Уран-238, который тут повсюду, имеет период полураспада четыре с половиной миллиарда лет. Иными словами, Лена, самостоятельно эта планета очистится полностью лишь спустя девять миллиардов лет.