Вторжение (СИ)

            Спустя час, может больше, Колин сделал первое открытие. Он нашёл место, откуда в камеру проникали крысы. В стене, что напротив двери, у самого пола, в камень была вделана редкая металлическая решётка, сквозь которую струился поток менее вонючего воздуха. Колин улёгся на пол и приложил к решётке ухо. Стенания невидимого страдальца стали несколько громче, из чего он сделал вывод, что решётка, во-первых, ведёт в соседнюю камеру, а во-вторых, в этой камере есть вентиляция.

            Порадоваться этому открытию он не успел. За дверью послышались звонкие шаги окованных металлом сапог. С тяжёлым звуком упал засов, дверь омерзительно заскрипела, и в камеру вплыл яркий свет смоляных факелов. Держали их двое.

            — Завтрак! — гаркнул один и швырнул что-то к ногам узника.

            Оба дико заржали и покинули помещение. В угасающем свете Колин успел разглядеть кусок чёрствого хлеба. Он бросился к двери и заколотил в неё что было сил.

            — Эй вы, сволочи, дайте хотя бы воды! — пить хотелось до дрожи в коленях.

            Но за дверью было тихо. Сержант зло вскинул руку и сорвавшийся с неё огненный шар осветил камеру как мощный галогенный фонарь. Ничуть не повредив толстую металлическую дверь, огненные брызги разлетелись в разные стороны, и камера вновь погрузилась в темноту. Почувствовав слабость в ногах, Колин опустился на колени. Что-то было не так. Оттянув ворот рубахи, он понял, в чём дело — шрам едва-едва мерцал.

            — Странно, — Колин отпустил воротник и отполз к стене. — Энергия почти не восстанавливается. Такое впечатление, будто ей что-то мешает. Неужели эти стены?

            Сержант попал в точку. В районе Скавелла и его окрестностей пролегали всего две энергетические жилы и древние камни как нельзя лучше экранировали их и без того слабый потенциал.

            Колин решил отыскать решётку, что нашёл до прихода стражников и засветил слабый огонёк. Решётка отыскалась быстро, но слабость теперь разлилась по всему телу. Решив повременить с магией до восстановления энергетического запаса сержант подполз вплотную к отверстию и приник к решётке лицом.

            — Эй, — тихонько позвал он.

            Узник за стеной не услышал, а может, услышал да не понял. Сержант прислушался. Кажется, несчастный не просто стонет, а что-то бормочет…

            Колин напряг слух ещё больше, пытаясь разобрать если не фразы, то хотя бы звуки, но расслышал лишь отдельные слова, не представляющие, как ему показалось никакого смысла.

            — Эй, ты меня слышишь? — позвал он уже громче. — Есть там кто-нибудь?

            Внезапно бормотание стихло.

            «Он либо умер, либо услышал» — подумал сержант и тут же позвал снова:

            — Кто ты, добрый человек? Отзовись, коли слышишь!

            Слабый скрипучий голос, больше похожий на завывание полуночного призрака, тихо прошелестел:

            — Кто здесь? Мне чудится?

            — Не чудится, не чудится! — поспешил заверить его Колин. — Я тут, в соседней камере, ты меня слышишь?

            — Слышу… — отозвался невидимый узник, словно ещё не веря ушам. — Кто ты, несчастный?

            — Я Колин. А ты кто?

            Вместо ответа долгий сухой кашель. Колин потряс решётку, но та держалась крепко.

            — Послушай, добрый человек, — обратился он к призраку, — не найдётся ли в твоей камере немного воды? Я не пил уже... Черт, даже не припомню, когда это было в последний раз...

            За стеной что-то звякнуло. Послышались шаркающие звуки, и вдруг пальцев коснулось что-то твёрдое. Миска! А в ней — вода! Едва не задохнувшись от радости, Колин схватил драгоценный сосуд и жадно приник к нему губами.

            — Спасибо! — крикнул он, ничуть не заботясь, что стражники услышат. Ответа не последовало. Тогда Колин подполз к самой решётке и просунул через неё ладонь.

            — Друг, позволь пожать твою руку…

            Что-то влажное, холодное и костлявое коснулось пальцев. Колин едва удержался от вскрика. С каким-то непонятным отчаянием узник схватился за его длань обеими руками, будто утопающий за соломинку и лихорадочно забормотал:

            — Слава Единому, наконец-то он сжалился надо мной! Я боялся, что так и умру в полном безмолвии, не услышав живого человеческого голоса! Скажи, любезный, ты, случаем, не жрец?

            — Нет, я не жрец...

            Костлявая рука с неожиданной силой стиснула запястье Колина, так, что тот взвыл.

            — Ты шпион, да?! — прошипел несчастный. — Отвечай, негодяй, ты его шпион?! Это он послал тебя, чтобы заставить меня говорить?! Он думает, что я сошёл с ума, да?! Решил, что перед смертью стану предателем? Не выйдет!

            Колин попытался вырвать кисть, но не тут-то было.

            — Ты что, мужик, в уме тронулся?! Какой я к чёрту шпион? Отпусти, а то, клянусь сил не пожалею, решётку эту чёртову снесу и морду тебе расквашу!

            Угроза возымела действие и Колин со вздохом облегчения отвалился от решётки. За стеной раздался жуткий кашель, затем хрип и всё стихло. Через некоторое время, когда тишина начала давить на уши царство темноты прорезали вполне вменяемые слова:

            — Заат-Гир больше нет... Крепость взорвана...

            — Что? Какая ещё крепость?

            — Пограничная крепость Заат-Гир... Но Валиф не виноват... Валиф лишь исполнял волю монтар Шааса...

            — Я ни черта не понял, — сержант склонился к решётке, чтобы лучше слышать, но вдруг лязгнул засов.