Вторжение в Московию

Рожок его горниста пропел сигнал к отходу. И его полк повернул за ним, за его хоругвью, увлекаемый весёлым разбитным горнистом. Он вернулся к своему войску и пошёл с ним обратно на Скопина теперь уже боевым порядком на два крыла. На одном, правом, был Зборовский со своим полком, и там же пошли пятигорцы и казаки. На другом крыле, у полковника Стравинского, сил было не меньше. Центр же он взял на себя, пошёл центром с полком своих гусар.

Полки Скопина-Шуйского, не отрываясь далеко от своего лагеря, поджидали их, стояли так же, вроде бы двумя крылами. Но вот их строй с чего-то вдруг рассеялся, что привело Сапегу сначала в недоумение, а затем и в ярость. Он был не в силах сообразить, каким же числом явились всё же те на поле сейчас-то: так быстро там, в их рядах, всё менялось прямо на глазах. То в кучу с чего-то собирались они по кроткому сигналу трубы, а то, напротив, рассыпались в беспорядке, как будто, забавляясь, там играли… «Татарщина!..» Как эта манера драться раздражала его, воспитанного в духе рыцарства, где силу проявляло мастерство, умение владеть оружием, а крепость лат спасала жизнь. Но не трусливый бег, и не обман и хитрости одни лишь, затем удар исподтишка, в том месте, где не ждёшь, наносится он беспощадно… И он пустил первыми на них запорожцев: наскоком лёгким те пошли. Смять их не представляло бы труда… Так он хотел увидеть реакцию Скопина… Но странно, московиты не сразились даже с запорожцами и стали отходить. Тогда за ними двинулся он со всеми полками. Они же, русские, ещё быстрее покатились назад, туда, к своему лагерю, и стали втягиваться за козлы, в глухое и неприступное укрепление. И оно словно всосало их в себя. Мелькнул последний конник, осело облако из пыли, захлопнулись ворота. Там будто запечатали сундук, обтянутый железной полосой. И тотчас из-за рогаток, из-за земляного вала началась ружейная пальба, а пушки захаркали гранатами. И запорожцы отошли назад, вернулись на правое крыло к Зборовскому.

В тот день так и не получилось сражения. Московиты не показались больше из-за своих укреплений. Не поддались они на вызовы, на провокации ни казаков и ни гусар. И Сапега вернулся в свой лагерь злым, усталым: который день уже он был в седле.

На этом прекратились даже стычки с московитами. Туда, под их лагерь, он посылал теперь одни дозоры. Скопин же сидел в своём лагере, как в неге восточный сибарит, и не шевелился. Он ждал чего-то. Не отвечал он и на мелкие набеги пахоликов, шнырявших по окрестным деревням в поисках зерна, грабивших крестьян. И те бежали с семьями, попрятались в лесах. Пахолики же, опустошив деревеньки, запалили всё в округе. И над Волгой, над урёмными лесами, потянулся тёмный дым.

Так прошло два дня в отдыхе, в бездействии. И вдруг всё воинство в полках взорвалось, и возмущение там прокатилось.

Из большого лагеря, из Тушино, пришла смутившая всех весть: король Сигизмунд двинулся походом на Россию. Об этом глухо, но уже давно говорили в полках. И вот пришло известие, и оно перевернуло всё. И Рожинский по этому случаю просил Сапегу немедленно прибыть в Тушино. Сапега свернул свой лагерь и быстрым маршем двинулся на Троицу.

Да, 8 августа 1609 года Сигизмунд отправился из Вильно в Оршу, где был намечен сбор его войска для новой военной кампании Польши против России.

В большом лагере под Тушино, куда Сапега прибыл со Зборовским, они застали войско в раздорах. Оно раскололось: одни стояли за короля, хотели перейти на службу к нему, другие объединились в конфедерацию Рожинского, чтобы защитить свои права перед королём, свою добычу в своей войне вот здесь, в Московии.

Князь Роман встретил его на крыльце своей избы, обнял и дружески похлопал по спине. Голос у него дрогнул, когда он стал извиняться за прежние раздоры с ним, и всё притопывал, странно притопывал ногами. Он потащил его сразу к себе в избу, обнимая левой рукой, а правой опираясь на трость. Он прихрамывал и кособочился, неуклюжий и какой-то смешной. Передвигался он, однако, живо, взбодрённый событиями последних дней.

Сапега не видел его с весны, и его неприятно поразила эта перемена в нём.

Вскоре в избе собралась вся войсковая старшина, поднялся шум, все были взвинчены.

Князь Роман хотел было провести совет, но из этого ничего не вышло: всё повернуло на обычную попойку. Благо для этого был повод. Да и никто не был расположен принимать сейчас какое-либо серьёзное решение. И он усадил Сапегу рядом с собой за стол и весь вечер не отпускал его от себя. Все разногласия между ними были сняты, обиды остались тоже позади. И Сапега присоединился к его конфедерации. Он посчитал для себя приемлемым встать сейчас на его сторону.

Войска же Сигизмунда подошли 19 сентября к Смоленску и расположились там, в лагерях, со всех сторон крепости, отрезали её по всем дорогам от остальной России. Так началась беспримерная осада Смоленска. Она длилась двадцать месяцев.