Вторжение в Московию

Но вот наконец-то замерцал слабый огонёк у входа в шатёр царицы. Их там уже ждали. И он вошёл вслед за паном Кребсбергом в шатёр, где горели всего две свечки, и в полутьме увидел трёх дам. С ними был ещё ксёндз. Его он видел уже не раз с царицей и догадался, что это её духовник. Из трёх дам он узнал сразу Казановскую: по росту гренадерскому и гренадерскому лицу. Другую же он чуть не спутал с Мариной, мельком взглянув туда, где стояли они. Так были они похожи в полумраке. Но одна из них была царица, другая — её служанка, всего лишь дама, хотя и ближняя.

Приглядевшись в полумраке, он взглянул на царицу и на мгновение встретился с её глазами: заметил в них испуг, растерянность…

Но она сразу опустила глаза, и на её бледное лицо упали от свечки полосы света, делая её намного старше.

Марина же, опустив перед ним свой взор, стояла и чувствовала себя в этот момент преступницей. И неизвестно, что бы она делала, если бы рядом не было преданных ей дам. И она, сжав пальчики в кулак, сильнее оперлась на руку Казановской. Та, как всегда, была настороже, была готова поддержать её.

Но теперь, после всего случившегося с ней за последнее время, сама она уже не боялась упасть. «Куда же дальше-то!..»

Удивительно, но эта мысль понравилась ей. Она впервые в своей жизни совершала тайное, запретное, и это опьяняло сильнее всякого вина.

У ксендза всё уже было готово для скромного обряда. Ему, похоже, приходилось не раз совершать такие брачные дела. Он молча показал Димитрию и Марине на место перед собой и чтобы встали они рядом. Другие, Казановская со стороны царицы, и Михалка Бутурлин со стороны царя, тотчас же встали позади них, как их посажёные мать и отец.

Весь обряд прошёл по католическому началу.

Ксёндз взял в руки Библию и забормотал что-то по-латыни, сухо, отрывисто. Всё было непонятно. Он коротко прочитал какое-то напутствие Господа Бога им, молодым, не то призыв быть верными, хранить послушание Богу и в бедах, горестях не оставлять друг друга.

А они оба повторили за ним что-то…

Затем он перекрестил сначала его, потом царицу.

Но вот закончилась и эта церемония короткая. Затем были поздравления с обеих сторон. И свидетели их тайны покинули шатёр: оставили их наедине.

Матюшка, не зная, с чего начать хотя бы какой-нибудь разговор, прошёлся по просторному шатру, невольно чувствуя, что она следит за каждым его движением, вся напряжена и ждёт от него первого слова.

— Государыня, полагаю… — промолвил он и сразу же почувствовал, как нелепо звучит протокольный язык в такие минуты наедине с женщиной, принадлежавшей ему теперь по праву законной жены: всё было освящено церковным таинством брака…

— Да, да, ваше величество, — сказала она, как будто отгадала его мысли, — я тоже полагаю, что нам надо время привыкнуть друг к другу… Я не могу… Я не готова вот так!..

Он молча согласился с ней, промолвил несколько фраз и по-светски, как он это представлял себе, откланялся и удалился из её шатра.

Стояла всё та же ночь, осенняя и тёмная… Но нет, кажется, начало уже светать…

Тут, подле шатра царицы, неясно виднелись в темноте две или три фигуры, дежуря караулом на часах.

— Сходи и позови Казановскую! — велел он одному из них. — Царица ждёт её!

Откуда-то вдруг появился Михалка Бутурлин, и тут же рядом оказался опять пан Кребсберг, всё так же с факелом. И они проводили его до его шатра. А там, в пустом и неуютном шатре, дремали его каморники. Увидев его, они вскочили, расправляя складки на заспанных лицах, не удивляясь столь позднему его приходу откуда-то. А он разделся, залез в уже готовую, но холодную постель, подумал: «Хотя бы так — и то хорошо!» — и закутался в одеяло.

Он был доволен, что наконец-то выбрался из чертовски неприятного положения, в которое угодил с приездом царицы. Он же сам тянул её сюда и не догадывался, что всё получится так сложно. Вон даже Васька Мосальский, подлец, как донесли ему, сбежав в Москву, всё рассказал Шуйскому об этом. И какой же там поднялся вой из голосов восторженных: вот, дескать, и поймали они за руку его, Тушинского вора!..

О том, какие дают ему прозвища, он отлично знал, терпел и, успокаивая себя, лишь язвительно повторял: «На каждый роток не накинешь платок, а вот укоротить на голову можно!»

И с этой мыслью, о сложном деле позади, он уснул.

Глава 9

ПАТРИАРХ

Полки Сапеги покинули лагерь под Тушино и двинулись в обход Москвы. Их путь лежал на Троицу. Уже стояла осень, дело шло к концу сентября. Поля были пустые, был убран урожай и спрятан повсеместно в тайники. И жёлтый лист уже летел обильно на землю, сырую и холодную. Его топтали конные и пешие под скрип телег длиннющего обоза, прикрытого с тыла жолнерами и пахоликами.

А по их следам тащились московские полки. Их вёл Иван Шуйский, самый младший брат царя Василия.

Полки Сапеги шли скорым маршем. Шли, шли они и вдруг остановились у какой-то крохотной речушки. И там же были озерки, и тоже крохотные. Но предостаточно пространства было здесь, чтобы развернуться полкам и показать своё мастерство в сражении, в умении владеть оружием и навыками тактики и обходных маневров.