Вуди Аллен. Комик с грустной душой

На эту тему Аллен размышлял еще в «Комедии секса в летнюю ночь», где напыщенный ученый Хосе Феррера был околдован безумством летнего солнцестояния, и в более поздних фильмах: «Сенсация», «Проклятие нефритового скорпиона», «Ты встретишь таинственного незнакомца», где драматург в нем восторжествовал над насмехающимся рационалистом. В «Магии лунного света» он очаровывает нас кинематографическим волшебством — мы видим лужайки и теннисные корты, аллеи с оградами, дорожные поездки по Лазурному берегу, и все это снято на 35-мм камеру Дариуса Хонджи, который словно захватывает каждое пятнышко в рассеянном теплом свете. «У вас более, чем приятная внешность, при верном освещении, конечно», — говорит Стенли. «А можно спросить, в какое время дня она приятная? — спрашивает Софи, — если мне нужно будет хорошо выглядеть для собеседования». Фильм слишком длинный, чтобы быстро проскочить через его рутинную романтическую линию, которая никак не пересекается с фирменным рыцарством Ферта. Но его игра здесь изумляет. Он кто-то средний между Генри Хиггинсом и мистером Дарси, все его существо стремится освободиться от собственных жестких ограничений. В фильме есть прекрасный момент, когда Стенли, испугавшись, начинает молиться Богу в первый раз в жизни, а потом останавливается, испытывая отвращение к самому себе. Сложно представить себе более характерный для Аллена жест: выбить почву из-под ног у сомневающегося в себе волшебника Просперо, слишком скептичного, чтобы позволить себе поверить, слишком очарованного собственной магией, чтобы не верить.

Иррациональный человек

2015

«В жизни каждого есть такие моменты, когда вдруг осознаешь, что, если сделать выбор, может случиться нечто важное», — сказал Вуди Аллен в Каннах о своем 45-м фильме, небольшой экзистенциональной картине-головоломке в духе Хичкока и Достоевского, где режиссер снова размышляет на тему преступления и наказания, к которой он обращается со времен своего фильма «Преступления и проступки». Хоакин Феникс играет профессора философии Эйба Лукаса, чей приезд в университетский кампус на Род-Айленде тут же становится поводом для сплетен. Соблазнитель студенток, депрессивный, часто пьющий Эйб — именно тот тип пропащего человека, что очаровывает любого, кто путает творческий путь с поиском любви в работах Аллена еще с тех пор, как он и Дайан Китон обменялись рецептами в «Сыграй еще раз, Сэм».

Женский состав фильма включает Паркер Поузи в роли Риты — несчастливой в браке преподавательницы естественных наук, которая ныряет в постель Эйба с бутылкой коньяка в руках. «У вас ступор, — шепчет она, — я и вас от него избавлю». Поузи у Аллена смотрится органично, наделяя свою хищную героиню хлёстким злободневным юмором. Похуже выглядит Эмма Стоун — до этого она сыграла объект обожания Колина Ферта в «Магии лунного света», а здесь борется со своей неловкостью в роли Джилл, впечатлительной студентки, которая поддается обаянию романтично-трагического мировоззрения Эйба. «Он чертовски обворожителен и очень уязвим, — говорит она, — такой блестящий и одновременно сложный», и снова: «он так деструктивен, но при этом великолепен». Просить одного из двух ваших главных героев половину экранного времени превозносить интеллект второго — не самая мудрая затея. Вы слушаете, как на занятии Эйб отрицает всю западную философию как «словесную мастурбацию», а слышите скорее не гения за работой, а лишь эхо Элви Сингера, который охарактеризовал курсы Энни Холл по русской литературе как «умственную мастурбацию» — знакомый нам озорной мотив «Аллен против псевдоинтеллектуалов».

Кажется, что мрачное уныние Эйба связано не столько с основоположником экзистенциализма Кьеркегором, сколько с фляжкой в его кармане. Или с тем, что, как сам он говорит: «Я пассивный интеллектуал, который не может спать с женщинами». В старые времена Эйба из хандры обязательно бы вытащила какая-нибудь женщина. Но здесь, как и во многих последних работах Аллена, эта роль отводится убийству. Однажды Эйб и Джилл подслушивают в ресторане рассказ расстроенной женщины о судье в деле об опеке, который превращает ее жизнь в ад. Лицо Эйба загорается: а что, если он убьет ее врага за нее? Эта идея идеального убийства, когда убийца совершенно не знаком с жертвой, восходит к «Незнакомцам в поезде» Хичкока. И вот, совершив преступление, Эйб вырывается из своей депрессии. Вскоре он начинает писать, одновременно крутит роман с Ритой и Джилл, параллельно восторгаясь экзистенциальной силой убийства. В «Иррациональном человеке» не один, а целых два закадровых голоса, которые частенько ссылаются на Канта, Хайдеггера и Сартра, и это даёт нам повод подозревать, что Аллен скорее предпочитает размышлять о значении своей истории, чем рассказывать ее: слишком много мыслей, слишком мало связи между ними.