По мере того как я пересказывала Октавиандру свободно гуляющие в землях асилков и обрастающие все более нелепыми и страшными подробностями слухи и сплетни про Ориану, Правитель сжимал кулаки до тех пор, пока не побелели ногти. А когда выяснилось, что его дочь в курсе этих небылиц и очень страдает, лицо мужчины исказила гримаса гнева – наверное, прикидывал, кого бы обвинить в случившемся, чтобы без промедления лишить головы (но не мог же он приказать отрубить ее самому себе?).
Надо отдать должное его твердому характеру: он ни разу не перебил меня, только в самый напряженный для себя момент поднялся и принялся расхаживать взад-вперед по просторному кабинету.
– Вашей дочери требуется не врач-терапевт и медикаментозное лечение, а помощь психологического характера. – Я сама удивлялась тому, что на равных, как взрослая, разговариваю с посторонним и занимающим высокое положение человеком и нисколько не теряюсь при этом – если сравнивать с ответом у доски на уроке физики, последнее гораздо сложнее. – Ей нужно просто почувствовать себя любимой дочерью и очаровательной девушкой, поверить в собственную привлекательность и самой полюбить себя. Я постараюсь убрать завесу, которой она отгородилась от реального мира, и убедить ее, что он вовсе не враждебен по отношению к ней. Но завершить начатое под силу только отцовской любви.
Я смотрела Правителю прямо в глаза, внутренне приготовившись к вспышке гнева, недоверию, отповеди (мол, яйца курицу не учат!), но Октавиандр молчал.
– Кто ты такая? – наконец спросил он, когда пауза слишком уж затянулась.
– Меня зовут Леля, – почему-то я решила назваться именем, данным при рождении. – Большего я пока открыть не могу. Лишь после того, как Вы решитесь принять нашу помощь, возможно, расскажу о себе больше. У вас есть время на раздумья – до утра.
Меня препроводили в отведенные покои. Немного поворочавшись на новом месте, я провалилась в сон, но пробудилась самостоятельно, когда за окном едва начало светать. День обещал быть трудным. Конечно, меня терзали сомнения, но я убеждала себя:
– Нельзя сомневаться, надо говорить «Я могу!» – так часто повторяла мама.
* * *
Завтракать нас пригласили в комнату Орианы. Девушка с нетерпением ждала встречи, не догадываясь, что я уже успела получить от ее отца «добро» на осуществление намеченного плана. Октавиандр с непроницаемым видом сообщил о своем согласии – причем, показалось, что это
После завтрака ребята испросили аудиенции у Правителя асилков, дабы из первых уст ознакомиться с историей его великого народа, которым восхищались едва ли не с пеленок (естественно, это был отвлекающий маневр, чтобы не позволить снедаемому тревогой и любопытством папаше заявиться к нам с Орианой раньше времени).
Для начала я прочитала подопечной небольшую лекцию на тему «Что необходимо знать и уметь всякой уважающей себя девушке» и поделилась с Орианой собственным мнением, как я сама обустроила бы свою девичью комнату. После распоряжений относительно мебели, ковров, картин и прочих деталей нового интерьера, в обязательном порядке включающего большое зеркало, мы перешли в ванную комнату размером с небольшую бальную залу. Здесь мне потребовались ножницы, расческа, щетка и, конечно же, платье, чтобы потом нарядить преображенную Ориану. Немного подумав, девушка решительно повлекла меня в бывшие апартаменты своей матери, обычно запертые, но при этом содержащиеся в идеальном порядке. Распахнув дверь гардеробной, она предложила на выбор любой из нарядов.
– Они все мне впору – у нас с мамой одинаковые фигуры… были бы. – На ее глаза навернулись слезы, но она решительно тряхнула головой, не давая им воли, и отступила в сторону – вот так и надо начинать новую жизнь, решительно отпустив боль туда, откуда нет возврата!
Порадовавшись явным переменам к лучшему, я выбрала для Орианы платье из небесно-голубого атласа, с отделкой из золотистого полупрозрачного шифона и прихватила ларец с драгоценностями, решив потом выбрать украшение, которое понравится нам обеим.