Вулфхолл, или Волчий зал

Он распорядился, чтобы людям, толпящимся перед домом на Остин-фрайарз, давали пиво и хлеб, а с наступлением заморозков еще и горячий мясной бульон. Терстон ворчит: вы что, решили кормить всю округу? Он смеется: давно ли ты жаловался, что погреба переполнены, а кладовые ломятся от снеди? Апостол Павел учит, что надо уметь жить в скудости и в изобилии, в голоде и в сытости. Он идет на кухню знакомиться с мальчишками, которых нанял Терстон. Те громко выкрикивают свои имена и навыки, а он с серьезным видом записывает все в книгу: Саймон умеет заправлять салат и бить в барабан, Марк знает наизусть «Отче наш». Все эти гардзони [55] наверняка способны учиться. Когда-нибудь и они смогут подняться на второй этаж, как и он, занять место в конторе. Всем им надо выдать теплую и пристойную одежду, а также проследить, чтобы они ее носили, а не продали; по ламбетским дням он помнит, как холодно в кладовых. На кухне у Вулси в Хэмптон-корте, где печные трубы хорошо тянули, залетные снежинки, бывало, кружили под потолком и оседали на балках. Когда морозным утром он на рассвете выходит из дома в окружении писцов, лондонцы уже ждут. Они пятятся, давая дорогу, и смотрят без приязни или вражды. Он говорит «доброе утро» и «благослови вас Бог», некоторые отвечают: «Доброе утро!» Они снимают шляпу и, поскольку теперь он королевский советник, стоят с непокрытой головой, пока он не пройдет.

Октябрь. Мсье Шапюи, посол императора, обедает в доме на Остин-фрайарз, и одно из блюд в меню – Стивен Гардинер.

– Не успел стать епископом Винчестерским, уже едет за границу, – говорит Шапюи. – Как по-вашему, понравится он королю Франциску? Неужто Генрих думает, что Гардинер преуспеет там, где не справился сэр Томас Болейн? Впрочем, наверное, мнение сэра Томаса может считаться предвзятым, все-таки дама – его дочь. Гардинер более… как вы это называете?… более неопределенный? Менее заинтересованный, вот. Не вижу, с чего бы Франции поддержать этот брак, разве что Генрих предложит Франциску… что? Деньги? Корабли? Кале?

За столом, где собрались все домашние, мсье Шапюи рассуждал о поэзии и живописи, предавался воспоминаниям о своих университетских годах в Турине, затем, повернувшись к Рейфу, который прекрасно говорит по-французски, завел речь о соколиной охоте – тема, наиболее уместная в разговорах с молодыми людьми.

– Вам надо как-нибудь поохотиться вместе с хозяином, – говорит Рейф. – Это единственная забава, на которую он хоть иногда находит немного времени.

– Мэтр Кромвель теперь играет в королевские игры.

Встав из-за стола, Шапюи хвалит обед, музыку, мебель. Видно, как работает мозг дипломата, словно щелкают маленькие шестеренки искусно сработанных часов, превращая наблюдения в шифрованное послание императору Карлу. В кабинете Шапюи вываливает целый ворох вопросов – один за другим, не дожидаясь ответа.

– Как Генрих будет обходиться без секретаря, пока епископ Винчестерский во Франции? Посольство мастера Стивена явно надолго. Может быть, это ваш шанс стать ближе к королю? Скажите, правда ли, что Гардинер – побочный кузен Генриха? И ваш племянник Ричард тоже? Императору трудно иметь дело с королем, в котором так мало царственности. Быть может, оттого он и хочет жениться на бедной дворяночке.

– Я бы не назвал леди Анну бедной.

– Да, король озолотил ее семейство, – ухмыляется Шапюи. – У вас в Англии девицам всегда платят вперед?

– О да, и вам следует это запомнить – мне бы не хотелось, чтобы за вами гнались по улице с дубиной.

– Вы помогаете леди Анне советами?

– Я просматриваю ее счета. Небольшая дружеская услуга.

– Дружеская! Вы знаете, что она ведьма? Она околдовала короля, и теперь ради нее он готов на все – стать изгоем христианского мира, заслужить вечное проклятие. И мне кажется, он отчасти это понимает. Я видел, каков он, когда она на него смотрит: мысли вразброс, душа мечется, словно заяц, которого преследует ястреб. Может, она и вас околдовала. – Мсье Шапюи подается вперед и кладет на его руку свою обезьянью лапку. – Сбросьте чары, мон шер ами [56], вы не пожалеете. Мой государь щедр.

Ноябрь. Сэр Генри Уайетт смотрит на стену в доме на Остин-фрайарз – туда, где раньше был кардинальский герб, а теперь голое место.

– Его нет с нами каких-то двенадцать месяцев, Томас, а мне кажется – куда дольше. Говорят, будто для стариков один год ничем не отличается от другого, но я вам скажу, что это не так.

Сэр, кричат девочки, не такой уж вы старый, расскажите нам историю. Они тащат гостя к новому бархатному креслу и усаживают, как на трон. Каждой бы хотелось, чтобы сэр Генри был ее отцом, ее дедом. Старший Уайетт служил казначеем и у прежнего Генриха, и у нынешнего, и если Тюдоры бедны, то не по его вине.

Алиса и Джо были в саду, ловили кота. Сэр Генри любит, когда кошкам в доме оказывают почет; по просьбе детей он объясняет из-за чего.

– Некогда, – начинает сэр Генри, – царствовал в Англии жестокий тиран по имени Ричард Плантагенет.