Вулфхолл, или Волчий зал

Колледж в Оксфорде, равно как и школа в Ипсвиче, с их землями и доходами от земель, были дарованы кардиналу в бессрочное владение. Теперь Генрих хочет забрать серебряную и золотую посуду, библиотеки, доходы с земель и сами земли. И то сказать: почему бы королю не заполучить то, что ему приглянулось? На колледж и школу пошло богатство двадцати девяти упраздненных – с согласия папы – монастырей. А ныне, заявляет Генрих, что мне до папы и его согласия?

Начало лета. Вечера тянутся бесконечно, воздух и травы благоухают. В такую ночь перед таким мужчиной, как Генрих, не устоит ни одна. Двор полон истомившихся по ласке женщин. Однако после аудиенции Генрих будет гулять по саду с леди Анной и мирно беседовать, ее рука будет покоиться в его руке, а после он уснет в своей пустой постели, а она, как утверждают, – в своей.

Когда король спрашивает, что слышно от кардинала, он отвечает, что его милость горюет в разлуке с его величеством, а приготовления к интронизации в Йорке идут полным ходом.

– Тогда почему он еще не там? Мне кажется, он нарочно медлит. – Генрих пристально смотрит ему в глаза. – А вы верны своему покровителю – этого у вас не отнимешь.

– Я видел от кардинала только добро. Почему бы мне не хранить ему верность?

– И у вас нет другого господина, кроме кардинала, – говорит король. – Милорд Суффолк спрашивает, откуда вы взялись. Я сказал, что какие-то Кромвели владели землей в Лестершире и Нортгемптоншире. Полагаю, вы потомок незадачливой ветви семейства.

– Нет.

– Вы можете не знать своих предков. Я велю герольдмейстерам покопаться в вашей родословной.

– Ваше величество чрезвычайно добры, но едва ли их ждет успех.

Король злится. Этот Кромвель не принял подарка, который ему предложили – родословную, пусть даже самую завалящую.

– Милорд кардинал утверждал, что вы сирота и выросли в монастыре.

– Очередная его сказка.

– Так он мне врал?

На лице Генриха сменяются несколько выражений: досада, изумление, тоска по временам, которые не вернуть.

– Значит, врал. Он говорил, что из-за этого вам ненавистны монахи. Поэтому вы так усердствуете, исполняя его поручения.

– Причина другая. – Он поднимает глаза. – Вы позволите?

– Ради бога! – восклицает Генрих. – Хоть кто-то разговорился!

Удивление сменяется пониманием. Генриху не с кем перемолвиться словом. Не важно о чем, только не о любви, охоте или войне. Теперь, когда Вулси нет рядом, королю не хватает собеседника. Можно послать за священником, но что толку? Все снова сведется к разговорам о любви, об Анне; о том, чего вы так страстно и безнадежно желаете.

– Мое суждение о монахах основано не на предубеждении, а на опыте. Не сомневаюсь, есть образцовые монастыри, но я видел в них лишь расточительство и порок. Если ваше величество захочет увидеть парад семи смертных грехов, почтительно советую не устраивать придворную пантомиму, а без предупреждения посетить один из монастырей. Я видел монахов, живущих как знатные лорды – на жалкие гроши бедняков, покупающих благословение вместо хлеба; это недостойно христианина. Или, может, монастыри распространяют свет учености? Разве Гросин, Колет, Линакр, другие великие мужи – монахи? Нет, они все из университетов. Монахи берут детей и приставляют к черной работе, не удосуживаясь обучить простейшей латыни! Я не виню обитателей монастырей в плотских излишествах – не весь же век поститься! – но я ненавижу лицемерие, обман и праздность: пыльные мощи, нудные проповеди, косность. Когда из монастырей исходило что-то доброе? Они ничего не создают, лишь веками бубнят одно и то же, да и то чудовищно переврав. Монахи создали то, что принято считать нашей историей, однако я им не верю. Скорее уж они замолчали то, что им не нравилось, и оставили то, что выгодно Риму.

Король смотрит словно сквозь него, на дальнюю стену.

Он ждет.

– Собачьи дыры, а? – спрашивает Генрих.

Он улыбается.

– А что до нашей истории… – говорит король. – Как вам известно, я собираю свидетельства, манускрипты, суждения. Сравниваю наши порядки с порядками, заведенными в соседних государствах. Возможно, вам следует обсудить это с теми учеными джентльменами. Придать направление их усилиям. Поговорите с доктором Кранмером, он знает, что делать. Я найду применение деньгам, каждый год утекающим в Рим. Король Франциск гораздо богаче меня. У него вдесятеро больше подданных. Он сам устанавливает налоги, мне же приходится созывать парламент. Иначе народ бунтует. – И добавляет с горечью: – А когда налоги принимает парламент, народ тоже бунтует.

– Не советую вам подражать Франциску, – говорит он. – У него на уме война, а не торговля.

Генрих слабо улыбается:

– Вы можете не соглашаться, но, по моему разумению, король должен воевать.

– Чем оживленнее торговля, тем больше налогов в казне. А если налоги не платят, король всегда может употребить власть.

Генрих кивает:

– Хорошо, начните с колледжей. Обсудите вопрос с моими поверенными.

Гарри Норрис готов проводить его из королевских покоев. Говорит без обычной своей улыбки:

– Не хотел бы я быть его сборщиком налогов.