Вулкан проснулся, бэйби

Доктор оказался первым и единственным, на кого приход неандертальцев не произвел убийственного впечатления. Не предлагая кресел, выслушал наши претензии и снова обернулся к компьютеру. Продолжил беседу, не отрываясь от трудов праведных.

— В двух словах. На Земле разработали новую методику психологической реабилитации людей с серьезными личными проблемами и асоциальных элементов — наркоманов, преступников. Подробно рассказывать не буду, все равно не поймете. Новый метод многократно апробировался на обеих группах пациентов. Пришла очередь испытать его на отморозках вроде вас. Нонконформизм в запущенном виде и в массовом масштабе, на Земле такого уже нет.

Ясно. Кто не сумел вырваться на волю — подались в наркоманы и преступники.

— Вы хотите сказать, — медленно начал мой друг, — что ребят отправили на Землю в качестве подопытных животных?

— Да, если вас устраивает такая формулировка, — спокойно ответил док, и как бы между делом (но вполне демонстративно) нажал кнопку на пульте «охрана».

Трус.

Конечно, хотелось набить морду. Даже больше: вышвырнуть с третьего этажа башкой вниз. Но если Тина и Мартин действительно уже в космосе, чего мы добьемся, устраивая дебош в клинике? Лишних приключений на свою задницу. И ладно бы только на свою…

— Беспокоиться не о чем, — примирительным тоном заявил Колли, выстукивая что-то на клавиатуре. — Вреда вашим друзьям никто не причинит. Напротив, из них наконец-то сделают людей. Хомо сапиенс.

— Разве закон о самоопределении личности уже не действует? — неестественно ровным голосом спросил Тим.

В кабинет вошли двое плечистых молодцев, и Колли осмелел. Откинулся на спинку кресла, расхохотался:

— Вы — личности?! Побойтесь бога. Отбросы цивилизации, мусор. Обезьяны выглядят пристойнее. Ради чего вы существуете? Пожрать да потрахаться? У вас и бабы-то бесплодные, сама природа отвернулась от такого позорища. О правах заговорили! С какой стати на вас должны распространяться законы общества, если вы не члены общества?

Тим поджал губы:

— Юристы так же думают?

— А ты с ними сам поговори, — опомнился док и прекратил ржать. — Я — что? Частное лицо. Допустим, наделенное некоторыми полномочиями. Но, черт возьми, могу я в кои-то веки высказать свое эмоциональное мнение?

— Да уж высказали, — криво усмехнулся мой друг и потянул меня за локоть. — Пойдем отсюда, Кир. Опоздали. Кабы вчера…

— Погоди. Доктор, только честно. Чего нам теперь ждать? Заберут всю группу и отправят на… переформатирование мозгов?

— Кому до вас дело, — раздраженно отмахнулся Колли. — Экспедиция дороже встанет. Образцы нужны были, всего лишь. Так что — жрите, трахайтесь и чего у вас там еще общественно-бесполезного. И покиньте, наконец, мой кабинет. Пахнет неприятно.

— Чувствуешь какой-нибудь запах? — спросил меня Тим.

— Вроде, нет.

— Принюхались, значит, — пожал плечами мой товарищ.

Под конвоем плечистых ребят мы покинули экспериментальный центр и вышли на улицу. Путь был печален, будто возвращались с похорон.

— Как думаешь, имеет смысл искать юриста?

— Ты и сам так же думаешь.

— Сделать морду кирпичом, потребовать справедливости…

— И добиться ее лет через дцать. За это время из ребят сделают хомо сапиенсов.

— А коммуну разгонят под каким-нибудь благовидным предлогом.

Мы двигались к окраине города, и мне хотелось выть. Из-за собственной трусости (даже если она именуется благоразумием), из-за несправедливости и незащищенности, из-за того, что ничего уже не поделаешь и никого не спасешь, из-за того, что жизнь наша распрекрасная опять скурвилась, тварь…

— Несколько лет казалось, что мы вырвались оттуда, — уныло проговорил Тим.

— Казалось.

— Жалко ребят.

— Жалко.

— Да скажи хоть что-нибудь, эхо мое!..

Я подавил свою беспомощную ярость. Обнял друга за плечи:

— Многих мы потеряли еще на Земле. Они тоже хотели на свободу, но не хватило сил. Нескольких похоронили уже здесь. Эти сумели вырваться, но потом везуха кончилась. У Тины и Мартина везуха длилась гораздо дольше, но теперь кончилась тоже. Завтра это случится с тобой или со мной, и необязательно по милости Земли. Судьба.

— Судьба, — тяжело вздохнул Тим.

— А сейчас мы идем домой.

— Домой…

Теперь он стал моим эхом.

Обратный путь всегда короче. Первые полдня мы еле плелись под грузом своей беды, зато оставшаяся дорога просвистела у нас под ногами за четверо суток. Мы останавливались лишь тогда, когда кромешный мрак накрывал равнину. Ночевали сидя, спина к спине. Часа через три, как только беспросветная тьма давала первую трещину, просыпались и двигались дальше. Почти не разговаривали.

На меня снизошла отрешенность. Казалось, я выскочил из собственного тела и наблюдаю двух ходоков со стороны. Идут ровно, плавно, и — будто бы на ногах у них крылатые сандалии. Так выглядели античные боги — нагие, бородатые, длинноволосые…

Только у подножия плато мы вдруг сообразили, что за весь обратный путь ни разу не догадались перекусить. Вау! Мы не обезьяны, куда круче — верблюды!..

Это была потрясающая новость. Страх неудачной охоты или бедного урожая больше не преследовал нас, отныне и никогда.

* * *