В самом деле, формалистическая философия морали имеет в себе на первый взгляд нечто в высшей степени очевидное: поступки хороши или дурны не по своим последствиям, а они таковы сами по себе; ложь, обман дурны сами по себе, безо всякого отношения к их последствиям; таким же образом честность и самообладание хороши сами по себе. Или, говоря вместе с Кантом: хорошая воля есть то единственное, что само по себе хорошо; она имеет абсолютное достоинство, совершенно независимо от того, что она совершает и производит. Это утверждение имеет свой хороший смысл. Тем не менее остановиться на нем невозможно. Говорят: поступать справедливо хорошо, поступать же несправедливо дурно, все равно, какие бы последствия ни имел данный поступок в действительности; дело решается настроением, а не последствиями, которые всегда проблематичны. Конечно, скажем мы, о таком-то отдельном поступке решает только то настроение, из которого он произошел. Но была ли бы речь о справедливом и несправедливом также и в том случае, если бы поступки одного человека вообще не имели и не могли иметь никаких действий на состояние других? Очевидно, нет. Неужели же, несмотря на это, достоинство поступка должно быть вполне и во всех отношениях независимо от последствий? Неужели мы стали бы называть несправедливый поступок дурным и негодным даже и в том случае, если бы он всякий раз и по своей природе действовал не во вред, а в пользу всех заинтересованных в нем? Если бы лжи было свойственно служить в пользу обманутому и вызывать доверие к лжецу, то неужели люди остались бы при том взгляде, что лгать дурно? Неужели же это суждение было бы подобно какому-нибудь аксиоматическому положению или суждению восприятия, для которого вообще не может быть указано основание? Или, напротив, возможно указать основание того, почему лучше поступать умеренно и обдуманно, справедливо и правдиво, миролюбиво и благосклонно, чем поступать обратно?
Я думаю, что такое основание имеется; это именно то, которое в тысячах поговорок высказывается опытом всех народов: ложь, несправедливость и неумеренность есть гибель людей, от них погибает отдельный человек, от них погибают и народы; и наоборот: справедливость и обдуманность – пути к благу. В самом деле, допускать, что поступки оказывают влияние на состояние людей, и потом все-таки отрицать, что эти влияния определяют их достоинство, это подобно до некоторой степени той телеофобии, которая говорит: так как у нас есть глаза, то мы видим, но глаза у нас не для того, чтобы видеть. Так и здесь: добродетели способствуют сохранению жизни, пороки же – ее разрушению, но суждение об их достоинстве не зависит от этого.
Задача этики будет следовательно состоять именно в том, чтобы провести телеологический взгляд в деталях и показать, как жизнь, человечески-духовная жизнь, от добродетелей сохраняется и улучшается, от пороков же, напротив, разрушается и терпит стеснение. Честность хороша, а воровство во всякой форме дурно, воровство нарушает жизнь, во-первых, обокрадываемого, потом и ворующего; оно лишает последнего блага работы, – вор не работает; наконец, оно разрушает безопасность собственности, а этим и приобретение собственности; народы без обеспеченности собственности беднеют; а собственность есть основное предположение всякого высшего развития человечески-духовной жизни. Так правдивость хороша, ложь дурна, потому что эта последняя, помимо нарушений, которые она производит в теснейшем кругу (заблуждение обманутого, изолирование лжеца), имеет то вторичное действие, что вообще разрушает доверие между людьми; доверие же есть основное условие общественной жизни людей, а без общества нет собственно человеческой жизни. Точно так же нарушение святости брака и распутство дурны, потому что они опустошают собственную жизнь виновного и имеют тенденцию расстроить здоровую семейную жизнь, корень здоровой человеческой жизни вообще; и наоборот, жить чисто и целомудренно хорошо, потому что это действует сохраняющим образом – в физическом смысле и в духовном. И так всюду: известные образы поведения хороши, насколько они имеют тенденцию сохранять жизненные блага человека и увеличивать их; другие негодны и дурны, потому что имеют тенденцию разрушать условия здоровой, прекрасной и духовно богатой жизни человека. Поскольку же благополучие ощущается с чувствами удовлетворения, а несчастье и упадок с чувствами неудовольствия, можно также сказать: добродетель есть путь к счастью, порок же – путь к несчастью. Удовольствие, по взгляду Аристотеля, следует за совершенной деятельностью, как непреднамеренный побочный результат.