Введение в философию

За столетие, прошедшее после жизни Маркса и Энгельса, наши знания о всемирной истории человечества неизмеримо расширились и умножились: они углубились с 3 до 8-10 тысячелетий до нашей эры, включили в себя неолитическую революцию, а также распространились практически на все континенты. История человечества перестала вмещаться в представления о развитии общества как смене формаций. В качестве примера можно сослаться на историю средневекового Китая, где хорошо были знакомы с компасом и порохом, изобрели бумагу и примитивное книгопечатание, где в хождении были бумажные деньги (задолго до Западной Европы), где китайский адмирал Чен Хо в начале XV века совершил шесть плаваний в Индонезию, в Индию, в Африку и даже в Красное море, не уступавших по масштабам будущим путешествиям европейских мореплавателей (что, однако, так и не привело к появлению капитализма).

Таким образом, формационный путь развития человечества отнюдь не объясняет все сложные перипетии поступательного развития общества, что во многом связано с преувеличенным представлением о роли экономических отношений в жизни общества и умалением самостоятельной (далеко не всегда относительной) роли социальных обычаев и нравов, культуры в целом в деятельности людей.

Концепция формаций стала терять свою былую привлекательность как средство периодизации всемирной истории. Само понятие "формация" постепенно утрачивало свое объективное содержание, в частности из-за его произвольного применения к различным эпохам в истории "третьего мира". Все больше историков воспринимало понятие "формация" в смысле "идеального типа" М. Вебера.

Наконец, особенно со второй половины XX века к концепции формаций стали предъявлять следующие претензии. Из нее следовало, что социализм, идущий на смену капитализму, должен обладать более высокой производительностью труда, ростом благосостояния трудящихся и их более высоким уровнем жизни, расцветом демократии и самоуправления трудящихся, разумеется при сохранении планомерного развития экономики и централизованном управлении многими сферами общественной жизни. Однако проходили десятилетия после того, как была провозглашена победа социализма, а уровень экономического развития и благосостояния населения как в СССР, так и в других социалистических странах по-прежнему значительно отставал от достигнутого уровня в развитых капиталистических странах. Конечно, этому находили вполне убедительные объяснения: социалистическая революция победила, вопреки прогнозам, первоначально не в передовых, а в экономически более отсталых странах, социалистическим странам пришлось испытать тяжелейшие последствия Второй мировой войны, наконец, "холодная война" поглощает огромные экономические и человеческие ресурсы общества. Оспаривать эти объяснения было трудно, но тем не менее все более очевидным становилось парадоксальное положение: каким образом можно было быть страной с наиболее прогрессивным общественным строем, не будучи среди самых передовых экономических стран?

В 60-е годы марксистским руководством Социалистической единой партии Германии на обсуждение марксистских партий, в первую очередь КПСС, был поставлен вопрос о придании социализму роли относительно самостоятельной общественно-экономической формации, которую нельзя рассматривать как простой переход к коммунизму. Она может существовать столько времени, сколько понадобится для ликвидации ее отставания от параметров коммунистического общества. Несмотря на первоначальные споры, эта точка зрения в основном была воспринята. Социализм, вместо того чтобы стремительно "перерасти в коммунизм", постепенно стал "развитым социалистическим обществом", затем вошел в самый начальный его "этап", одновременно приближаясь теоретически и удаляясь практически от коммунизма. И наконец, в середине 80-х годов стал очевидным как экономический, так и политический кризис социализма, а вместе с тем и кризис марксизма в целом.