Однако, поскольку каждый умирает таким образом, который определяется образом его мышления (или созерцания, если он созерцатель), и поскольку его смерть является сама особым случаем его думанья или особым (промежуточным) состоянием его сознания, то смерть созерцателя будет более отличаться от любой другой смерти, чем все другие смерти отличны друг от друга, человеческие в первую очередь.
Но Абхидхарма является не-антропической философией также и в силу того важнейшего обстоятельства, что абхидхармистекая иерархия не уделяет человеку особого места, топоса, так сказать, в пространстве дхармической классификации живых существ. Более того, и в абхидхармистской аксиологии человек не играет роли особого ценностного уровня. Еще интересней выглядит тот факт, что и в буддийской мифологической космологии «место людей» отсутствует как выделенная из общей топологии сфера. Космос заполнен Буддами и Бодхисаттвами, число которых во много раз превышает число вместе взятых всех живых существ.
Но кто же тогда были великие учителя Абхидхармы — все- таки люди? С точки зрения Абхидхармы, ответ будет: да и нет. «Да», потому что, как учителя, продолжатели и распространители традиции, они совершали человеческие действия, говорили на человеческих языках и писали, как писали другие люди. «Нет», потому что тексты, с которыми они работали, были дхьянические, произведены в дхьяне, имели сверх-человеческое, сверх-мирное (P. lokuttara) содержание и были трансцендентально познаваемы. Да и сам великий мастер Абхидхармы был человеком только условно, т.е. по условиям контекста его проповедования и учительства. Более того, он был философом только в силу своей не-принадлежности к людям (а не наоборот). Именно поэтому Буддхагхоша утверждает, что Абхидхарма — это Высшая Истина, и оттого она — не для людей, только для Будд и Благородных.
Нигде буддийский образ мышления не манифестировался с такой силой и ясностью, как в Абхидхарме. Абхидхарму я рассматриваю как философию par excellence. Буддийская философия, по-видимому, ведущая свое начало от философских фрагментов в сутрах Палийского Канона, обрела свою форму как философия в текстах палийской Абхидхармы и письменных комментариях на эти тексты. В заключение уточним само понятие «абхидхармистский». Здесь это слово употребляется в трех смыслах. Во-первых, оно значит «принадлежащий комплексу текстов, именуемому «Корзина Абхидхармы» Палийского Канона. Во-вторых, оно обозначает те фрагменты и высказывания (Будды) в сутрах, на которые позднее мастера Абхидхармы ссылались как на абхидхармистские. В-третьих, абхидхармистскими считались все идеи, положения и высказывания, которые, несмотря на их источник, мастера Абхидхармы рассматривали как правильно выведенные из первичных абхидхармистских постулатов.
Семинар тринадцатый
Текст XIII. Сутры Большой Колесницы из Собрания Драгоценностей[243]
: сказанное Буддой о Срединности, о Пустоте, о Мысли Пробуждения и о Зародыше Татхагаты. ФрагментыОпять же, Кашьяпа, в рефлексивном исследовании реальности дхарм — это не из-за Пустоты все дхармы пусты, а из-за того, что каждая дхарма пуста сама по себе. И это не по причине Беззнаковости все дхармы беззнаковы, а оттого, что каждая дхарма беззнакова сама по себе, ибо беззнаковы дхармы в силу их Дхармичности... Оттого-то, Кашьяпа, пуста и личность[252]
, пусты и бытие и небытие, возникновение и уничтожение; пусто будущее, прошлое и настоящее. Да что там, пуста и Пустота. Ищи основание в Пустоте, не в личностях и не в бытии. Ибо непосредственно проникающий мыслью в Пустоту уже нашел в ней свое основание и поддержку. Так говорю я тебе, Кашьяпа. Те же, кто ищет в Пустоте теорию, не понимают, что Пустота — это лекарство от всех теорий, концепций и точек зрения, оттого они и не вылечатся, ибо неизлечимы[253].