Э. П. Сандерс отвергал мнение о том, что "праведность, вытекающая из закона" является "достижением, позволяющим человеку требовать от Бога награды и отвергающим, таким образом, благодать". "Труды закона" понимаются как основание не для вступления в завет, а для поддержания этого завета. По словам Сандерса, "труды являются условием сохранения завета, однако, они не заслуживают спасения". Если Сандерс прав, то основные черты интерпретации Павла Лютером неверны и требуют радикального изменения.
В чем же, по мнению Сандерса, видел Павел различия между иудаизмом и христианством? Утверждая, что евреи никогда не верили в спасение по делам, или человеческими усилиями без посторонней помощи, в чем же Сандерс видел преимущество христианства над иудаизмом?
Настаивая, что неправильно считать иудаизм религией заслуг, а христианство религией благодати, Сандерс утверждает следующее. Иудаизм считает, что надежды иудейского народа на спасение основываются на его "статусе как заветного народа Божьего, который обладает законом", в то время как христиане верят в "лучшую праведность, основанную исключительно на участии во Христе верою". Павла, как и иудаизм, интересовал вопрос о вступлении в завет и пребывании в нем. Основное различие заключается в заявлении Павла о том, что евреи не имеют преимущественного положения; членство в завете открыто для всех, кто имеет веру во Христа и кто, таким образом, состоит в преемстве с Авраамом (Рим.4).
Анализ Сандерса важен не только потому, что он заставляет нас задавать трудные вопросы о взаимоотношениях Павла с его иудейским культурным фоном и отношениях между идеей об участии во Христе и оправданием. (Интересно отметить, что как для Мартина Лютера, так и Жана Кальвина идея об участии во Христе имеет центральное значение для их доктрин об оправдании, причем Кальвин делает оправдание следствием такого участия). Однако, прав ли он? Спор об этом вопросе продолжается, и вероятно продлится еще некоторое время. Однако, следующие положения представляются достаточно хорошо обоснованными для того, чтобы сейчас на них остановиться.
Во — первых, Сандерс достаточно туманен в вопросе о том, почему Павел убежден в превосходстве христианства над иудаизмом. Он представляет иудаизм заблуждением лишь потому, что он не является христианством. Они являются различными вариантами одного и того же завета. Но Павел, похоже, считает христианство далеко не простым вариативным отходом от иудаизма. Р. Г. Гандри является одним из целого ряда ученых, которые подчеркивают, что история вопроса о спасении не объясняет все, о чем говорил Павел, не говоря уже о страстности, с которой он это говорил.
Во — вторых, Сандерс утверждает, что как Павел, так и иудаизм считают труды принципом пребывания в спасении через завет. Однако, Павел считает добрые дела свидетельством, а не средством. Иными словами, они являются демонстрацией того факта, что верующий находится в завете, а не средством для поддержания этого завета. Человек входит в сферу завета через веру. Здесь присутствует радикально новый элемент, который не так легко согласуется с существующими иудейскими идеями, как это кажется Сандерсу. Э. П. Сандерс вполне может быть прав, считая, что добрые дела являются одновременно условием и признаком участия в завете. Однако, Павел считает веру необходимым и достаточным условием и признаком принадлежности к завету, причем дела (в лучшем случае) — лишь признаки принадлежности к завету.
В — третьих, Сандерс склонен рассматривать доктрину Павла об оправдании в несколько отрицательном свете, как ставящую под сомнение понятие о национальной этнической избранности. Иными словами, доктрина Павла об оправдании бросает скрытый вызов понятию о том, что Израиль имеет особые религиозные права в связи со своей национальной принадлежностью. Однако, Н. Т. Райт утверждает, что доктрина Павла об оправдании должна рассматриваться в положительном свете как попытка переосмысления вопроса о том, на кого распространяются обещания, данные Богом Аврааму. Согласно таким подходам, Павел по — новому определяет то, как наследие Авраама отделяет язычников от закона.
Доктрина о предопределении
Обсуждая ранее в настоящей главе, природу благодати, мы отмечали близкую связь между "благодатью" и "милостью". Бог не обязан наделять кого-то благодатью, как если бы это был товар, служащий наградой за добрые дела. Благодать — это дар, как неустанно подчеркивал Августин. Однако, такой взгляд на благодать теснейшим образом связывает эту проблему с доктриной предопределении, которая часто считается одним из наиболее загадочных и таинственных сторон христианского богословия. Для исследования того, как эта связь возникла, рассмотрим некоторые аспекты богословия Августина, а затем перейдем к рассмотрению того, как доктрина о предопределении, излагается и трактуется богословием Реформации.
Августин Гиппонийский