Введение в медиологию

Систематизированная здесь концепция делает следующие выводы относительно привычного подхода к медиа (особенно в Инфокоме): 1) что этот подход дополняет привычный столбец ОМ столбцом МО (как правило, отсутствующим или недооцениваемым) и 2) что он не отделяет рубрики «коммуникация» от рубрики «сообщество». Ведь дело в том, что всякий носитель информации вызывает (и маскирует) определенные социальные отношения. И еще в том, что сами социальные отношения (не ведая того) индуцированы определенным машинным носителем. Диалектика носитель/отношения, ядро описываемого процесса, требует никогда не приносить в жертву один из столбцов соседнему столбцу. Связке «лицо/рука» как движущей причине очеловечивания (палеонтология) соответствует связка «техника/политика» как движущая причина аккультурации (медиология).

В данный момент мы можем в общих чертах рассмотреть обе схемы, вычитывая в них явления, которые приблизительно соответствуют двум континентам — Европе и Америке. Европейская традиция соотносится с правым столбцом (институт), американская — с левым (оборудование). В столбце «Европа» мы получаем союз политического реализма и технического прекраснодушия; в столбце «Америка» — союз политического прекраснодушия и технического реализма. В Европе максимизируется аспект господство/отчуждение; в Америке — аспект производительность/эффективность.

От Эдисона до Билла Гейтса, если можно так выразиться, «линия Америки» перешибает палку, ориентируя ее на сильные стороны артефакта. Тенденция Маклюэна превозносит медиум, ставя его выше кода и среды. И даже столь тонкий историк коммуникации, как Роберт Дарнтон[206], опускает в своем превосходном анализе маятникообразного движения между средами и средствами системы «Просвещение» (циркуляции следов) организационную роль этих разнообразных векторов[207]

.

И наоборот, от Франкфуртской школы до Парижской, от «культур-индустрии» до «критической социологии» «линия Европы» наблюдает, в первую очередь, манипуляции, дозволенные артефактом (гегемонию, отчуждение или символическое насилие), ставя их выше объективных требований аппаратов. Так, Ролан Барт превозносит код независимо от медиума и среды. И у него всегда недалеко от в высшей степени ученой семиологии до морального негодования и политического памфлета («Мифологии»). Здесь праксис подавляет технэ.

Палку перегибают в другую сторону.

Каждый из континентов выполняет половину программы. Собирание кусочков предполагает «технизацию» культуры и «окультуривание» техники. Вероятно, упаковка информационных средств дает сегодня преимущество линии Америки, как в мире, так и в самой Европе (ведь медиа служат средствами переноса именно благодаря их дополнению в виде «новых технологий»). И все-таки было бы неправильно противостоять им, исходя из классически и подозрительно «европейского» отношения к машинам как к махинациям. Америка, прежде всего, рассматривает автодорогу (субстрат, сеть), а Европа — дорожный Кодекс (плюс несчастные случаи на дороге). Важно переместить Кодекс на дорогу, чтобы стратегия одержала победу над инженерией. Сама автодорожная сеть представляет собой технологический подвиг (Web). Она может быть связана и со стратегическим расчетом (Эл Гор). Перестанут ли когда-нибудь играть в прятки друг с другом информатики и политики? Великие римские дороги, избороздившие Империю, отмечают собой не только страсть к строительству (большими объемами), но и волю к господству (с помощью стратегий). Эти дороги служили для того, чтобы по ним могли дойти до границ безжалостные легионы — за которыми, но в противоположную сторону, последовали посланники христиан и нашествия варваров. Ничто никогда не разыгрывается в одном направлении. Чтобы закрыть ножницы между Европой и Америкой, медиологу придется стать решительно евро-американцем, с чрезвычайно болезненной невралгией следя за соединительным дефисом (между аппаратным и программным обеспечением, hardware

и software). Двойственному телу медиума тем самым будет соответствовать двойная национальность, или двойное сродство, его анатома.