Введите обвиняемых

– Да, это больше похоже на то, что носит Фарнезе. Но нет. Шапка доверена мне на сохранение, я отвечаю за нее перед императором. А теперь дайте мне пройти, – говорит он со смехом. – Мне надо написать письма, у нас впереди важные перемены.

– Стивен Воэн приехал, – сообщает Грегори.

– Вот как? Отлично. Очень кстати.

Он идет к дому, отблески костра пляшут на снегу у его ног.

– Бедный мастер Воэн, – говорит Грегори. – Думаю, он рассчитывал поужинать.

– Стивен! – Торопливые объятия. – Надо спешить. Екатерина умирает.

– Что? – удивляется его друг. – В Антверпене я ничего такого не слышал.

Воэн все время в дороге, здесь тоже не засидится. Он слуга Кромвеля и короля, королевские глаза и уши по ту сторону Ла-Манша. Обо всем, что рассказывают фламандские купцы и торговцы в Кале, Стивен знает и доносит в Лондон.

– Должен сказать, господин секретарь, у вас в доме никакого порядка. Легче поужинать в чистом поле.

– Вы и есть в чистом поле, – говорит он. – Вернее, скоро будете. Вам надо ехать.

– Но я только что с корабля!

Вот так Стивен проявляет дружбу: вечными жалобами и недовольством. Он приказывает слугам: накормите Воэна, напоите Воэна, уложите Воэна спать, приготовьте Воэну к утру хорошего коня.

– Не волнуйтесь, эту ночь вы спите в моем доме. Утром поедете с Шапюи в Кимболтон. Вы знаете языки, Стивен! Я должен знать каждое сказанное там слово, будь оно на французском, испанском или латыни.

– Ясно. – Теперь Стивен деловит и сосредоточен, больше не ворчит.

– Поскольку я думаю, как только Екатерина умрет, Мария постарается сбежать во владения императора. Как-никак он ее двоюродный брат. Верить ему нельзя, но Марию в этом не убедить. И мы не можем приковать ее к стене.

– Держите ее подальше от моря. В каком-нибудь замке, откуда до ближайшего порта – два дня езды.

– Если Шапюи сумеет ее выкрасть, она полетит с ветром и пустится по морю в решете.

– Томас, – неулыбчивый Воэн кладет ему руку на плечо, – из-за чего столько волнений? Это на вас не похоже. Вы боитесь, что девчонка обведет вас вокруг пальца?

Ему хочется рассказать Воэну обо всем, но как передать словами осязаемость вещества: плавное журчание лжи, неподатливый вес Брэндона, когда он толкал, тащил стальную махину герцога прочь от короля, саднящий ветер в лицо, привкус крови во рту? Так будет всегда, думает он. Так будет всегда. Рождественский пост, Великий пост, неделя Пятидесятницы.

Он вздыхает:

– Мне надо пойти и написать Стивену Гардинеру во Францию. Если Екатерина умирает, он должен узнать об этом от меня.

– Больше незачем лебезить перед французами, – говорит Воэн.

Что это, улыбка? Скорее волчья ухмылка. Стивен – купец и понимает, как важна для нас торговля с Нидерландами, а значит – и добрая воля императора. Когда мы на ножах, у Англии заканчиваются деньги. Когда император за нас, мы богатеем.

– Теперь разногласия уладятся, – продолжает Воэн. – Все они были из-за Екатерины. Ее племянник вздохнет с облегчением, в точности как мы. Ему и прежде не хотелось с нами воевать, а тут еще Милан. Пусть дерется с французами. Это развяжет руки нашему королю. Он сможет делать что заблагорассудится.

Вот это меня и тревожит, думает он. Что заблагорассудится королю? Он желает Стивену доброй ночи, тот говорит:

– Томас, вы себя в могилу загоните, если не будете отдыхать. Вы когда-нибудь вспоминаете, что половина вашей жизни уже позади?

– Половина? Стивен, мне пятьдесят.

– Я забыл. – Короткий смешок. – Уже пятьдесят? Сколько мы знакомы, вы ничуть не меняетесь.

– Вам так кажется. Но я обещаю дать себе роздых, как только вы дадите себе.

В кабинете жарко натоплено. Он закрывает ставни, запечатывается от белого сияния за окном. Садится писать Гардинеру. Король очень доволен успехами посольства, ждите денег.

Он откладывает перо. Какая муха укусила Чарльза Брэндона? Да, сплетничают, будто ребенок Анны – не от короля. Или что Анна и не беременна вовсе, только притворяется. И впрямь, она очень неопределенно говорит о сроках. Но он думал, сплетни идут из Франции, а что могут знать при французском дворе? Просто злопыхают. Это Аннина беда – вызывать ненависть. Одна из многих бед.

Под рукой письмо из Кале, от лорда Лайла. При одной мысли о том, чтобы взяться за ответ, накатывает безмерная усталость. Лайл во всех подробностях расписал, что делал в Рождество, с той минуты, как морозным утром вышел из дома. Где-то в середине дня лорда Лайла оскорбили: бургомистр Кале заставил его ждать. В отместку он чуть позже заставил ждать бургомистра… и теперь оба пишут Томасу Кромвелю: господин секретарь, ответьте, кто главнее – губернатор или бургомистр? Скажите, что я главнее!