Вверх дном

В Париже . . . . . . . . . . 9 ч. 40 м. веч.

В Петербурге . . . . . . . . 11 ч. 31 м. веч.

В Лондоне . . . . . . . . . . 9 ч. 30  м. веч.

В Риме . . . . . . . . . . . . 10 ч. 20 м. веч.

В Мадриде . . . . . . . . . . 9 ч. 15 м. веч.

В Берлине . . . . . . . . . . 11 ч. 20 м. веч.

В Константинополе . . . . . . 11 ч. 26 м. веч.

В Калькутте . . . . . . . . . 3 ч. 04 м. утра

В Нанкине . . . . . . . . . . 5 ч. 05 м. утра.

В Балтиморе, как уже сказано было, двенадцать часов спустя после прохождения Солнца через Килиманджарский меридиан, было 5 ч. 24 мин. вечера.

Нельзя описать панику, охватившую в эту минуту все народы земного шара.

Положим, жителям Балтиморы не грозила опасность быть сметенными потоками нахлынувших морей и предстояло быть только живыми свидетелями того, как отхлынут воды Атлантического океана из Чизапикского залива, а мыс Гаттерас, которым он оканчивается, поднявшись из вод океана, превратится в горную цепь. Все это так, положим, но невольно является вопрос: не произведет ли толчок полнейшего разрушения зданий и памятников? Не погибнут ли в пропастях и в расщелинах, которые неминуемо образуются, целые улицы и кварталы?

Ничего поэтому нет удивительного, что по мере приближения роковой минуты каждый из обитателей земного шара испытывал ужас, проникавший его до мозга костей. Да, все трепетали, кроме одного человека — Алкида Пьердё. Он не имел времени огласить результатов своей последней работы, открывшей ему многое. И теперь, в ожидании последней минуты, он сидел за стаканом шампанского в одном из лучших ресторанов города и пил за здоровье Старого Света.

Пробило пять часов; миновала и двадцать четвертая минута шестого, соответствующая полуночи в Килиманджаро. А Балтимора стояла, как стояла и прежде!

В Лондоне, в Париже, в Константинополе и т. д. тоже ровно никаких перемен!.. Даже ни малейшего сотрясения!

Джон Мильн[12], наблюдавший помещенный им в каменноугольных копях Токошимы, в Японии, сейсмометр, не заметил ни малейшего ненормального движения земной поверхности в этой части света.

Да, наконец, и в самой Балтиморе не произошло ровно никаких явлений.

К тому же, было уже совсем темно; наступила ночь, и небо, покрывшееся облаками, не дало возможности определить, изменили ли звезды свое видимое движение, что несомненно последовало бы при перемещении земной оси.

Какую ужасную ночь провел Мастон в своем тайном убежище, знала только одна Еванжелина Скорбит! Пылкий артиллерист неистовствовал, точно бешеный. Он бегал по комнате, не находя себе места. Дорого дал бы он, чтобы скорее пролетело еще несколько дней, и выяснилось бы, изменился ли путь Солнца: это было бы неопровержимым доказательством полного успеха предприятия.

На следующее утро Солнце, как обыкновенно, показалось на горизонте.

Все делегаты европейских государств собрались на террасе своего отеля. Каждый запасся инструментами необыкновенной точности, чтобы определить, нормально ли дневное светило продолжает совершать свой небесный путь.

И вот, несколько минут спустя по своем восходе, сияющий шар, как ему и полагалось, начал склоняться к южному полушарию неба.

Очевидно, ничего не изменилось в его видимом движении. Майор Донеллан и его коллеги приветствовали небесное светило дружным восторженным «ура».

Небо было чудно хорошо в эту минуту: оно совершенно очистилось от утреннего тумана, и никогда еще ни один великий актер не появлялся на более прекрасной сцене, при более блестящей обстановке, пред более восхищенной, восторженной публикой.

— И опять на своем месте, указанном ему законами астрономии! — кричал Эрик Бальденак.

— Да, нашей старушкой астрономией, — заметил Борис Карков, — которую эти безумцы собрались было уничтожить!

— Убытки и позор будут им лучшей наградой за это! — добавил Янсен, устами которого, казалось, говорила сама Голландия.

— И Северная область останется навеки погребенной подо льдами! — вставил профессор Гаральд.

— Ура Солнцу! — вскричал майор Донеллан. — Каково оно есть, таким оно останется и навеки; другой вселенной и не надо!

— Ура! Ура! — дружно подхватили остальные делегаты.

Тут вмешался и Тудринк, не промолвивший до этой минуты ни слова.

— Не рано ли радоваться, господа? Они, может быть, вовсе еще и не стреляли?! — сказал он с легкой усмешкой.

— Не стреляли? — вскрикнул майор Донеллан. — Я хочу думать, что, напротив, они произвели уже не один, а много выстрелов!

То же предположение сделали и Мастон и Еванжелина Скорбит. Вопрос этот задавали себе и ученые и публика, чуждая учености; одним словом, простая логика заставила всех сойтись на этом пункте.

То же повторил и Алкид Пьердё, прибавивши только: