Вверх по лестнице в Голливуд

Еще до полудня пришло новое письмо, на сей раз — от Джеральдины. Она приглашала всех на небольшой праздник — любезный жест со стороны Глории. График посещения был составлен в алфавитном порядке по первым буквам фамилий служащих, на каждую группу выделялось по полчаса. Сейчас пошли буквы А — В, но Дагни не было, она ушла менять деньги. Группе Г — К отводились следующие полчаса, так что мне выпало идти с Кларком и Робертом.

Дагни вернулась как раз к пересменке, и я объясняла ей, куда ухожу, когда Кларк задержался у нашего стола и галантно предложил мне руку. Мы забрали Роберта и направились в конференц-зал.

Едва мы вошли, как Глория налетела на Кларка, стала тискать его, щипать и расспрашивать о курортных процедурах, которые он наметил на следующую неделю. Одетая в изящный брючный костюм алого цвета, щедро усыпанный блестками, и причесанная на экзотический манер, она выглядела как большой подарочный сверток.

Мы с Робертом оставили их ради длинного стола, уставленного всяческими яствами — шоколадными Санта-Клаусами, карамельными северными оленями и зефирными семисвечниками. Были там и простые шоколадные конфеты, карамель и зефир. На дальнем конце стола стояло мороженое разных сортов, с горячей помадкой и другими добавками, взбитые сливки и три вазы с карамельной крошкой — красной, зеленой, синей, белой и разноцветной. Мы с Робертом попробовали несколько видов сладостей и быстро обнаружили, что вкуснее всего зефирные семисвечники. Отдав им должное, мы перешли в зону мороженого, где соорудили себе чрезвычайно замысловатые порции. Мы намеревались отведать все, что стояло на столах. Глория подошла, расцеловала нас и спросила:

— Как вам нравится угощение?

Мы с Робертом закивали, и я, проглотив очередную порцию мороженого с зефиром, сообщила, что все получилось восхитительно.

— Смотрите — мне есть чем угостить и встречающих Рождество, и празднующих Хануку, и людей других вероисповеданий, — сообщила она, указывая на обычные сладости. — Моя девочка, Роксана, — она показала на свою бессменную секретаршу, афроамериканку, которая в данный момент грызла северного оленя, — сказала мне, что это неполиткорректно — готовить угощение лишь к Рождеству и Хануке. Она так и сказала: «Вы должны учитывать всех, миссис У.».

Роберт кивнул.

— Мне было бы ужасно стыдно — но что я понимаю? — продолжила Глория. — По мне, праздник есть праздник. Откуда мне было знать, что все так сложно? — сказала она с улыбкой.

— Это доброе дело — не забывать ни о ком, — поддакнул Роберт, откусывая Санте голову.

— Я такого никогда бы себе не простила, — сказала Глория. Затем она повернулась перед нами: — Как вам мое обмундирование? По-моему, моя внешность сошла бы и для Рождества, и для Кванзаа [25]. Но внутри меня — Ханука, как вам известно.

Именно в этот момент возникла Джеральдина, чтобы известить всех Г — К, что прием окончен и мы должны очистить помещение для Л — П.

— Какая сердитая, — сказала Глория, качая головой. — Может, в следующем году она найдет себе мужа? — На прощание она крепко обняла каждого из нас.

Когда я вернулась на рабочее место, там бесновалась Дагни. Джеральдина заявила ей, что кто не успел — тот опоздал и с другой группой уже не пойдет.

— Какая зараза, — негодовала Дагни. Какая-то часть меня хотела сказать, что церемония напоминала праздник для третьеклассников, но я решила молчать. Вряд ли она, в свою очередь, станет прикидываться и говорить, что в Испании сплошные дожди. Как будто прочитав мои мысли, она сказала: — Мне не терпится убраться отсюда и очутиться на Ибице. Может быть, я больше и не вернусь.

Кларк задержался возле нас, чтобы показать подарок, врученный ему Глорией. Это был серебряный зажим для денег от Тиффани, с выгравированными инициалами «К. Р. Г.». После каждой буквы стояла точка из крохотного бриллианта.

— Совсем как в «Славных парнях», — оценила я. — А что означает «Р»?

— Глория сказала, что это для игры в карты. Она заявила, что ей будет спокойнее забирать мои деньги, если они будут вложены в изящную вещицу.

Я спросила:

— И сколько она вытянула из тебя за год?

— С учетом канасты, пинокля и техасского холдема [26], не говоря о неуправляемой «Рыбалке», которая меня чуть не разорила, — около тридцати пяти сотен. Но это не важно, я все спишу на расходы.

— Ты списываешь деньги, которые проигрываешь Глории? — Я не верила ушам.

— Глория Уоксман — расчетливая акула-двурушница. Она, понятно, прикидывается, будто мы друзья-приятели, но я больше смахиваю на ее жертву.

— Так что же означает «Р», Кларк?

— Мое второе имя.

— Само собой. Это я поняла. И какое же? — осведомилась я, игриво беря его за руку.

— Дерьмовое. Руфус. — Он высвободил руку. — Прежде чем посмеяться, учти, что так звали обожаемого покойного вест-хайленд-терьера моей мамы.

Дагни встряла в разговор:

— Тебя назвали в честь собаки?

— Руфус был непростым псом. Он был чемпионом Американского клуба собаководства. Мои родители живут на доход от его детей и внуков.

— Да уж точно непростой пес, — сказала я. — Никто не наречет своего первенца в честь какой-то собачонки.