Вверх по Неве от Санкт-Питер-Бурха до Шлюшина (Путеводитель)

Как видим, указ очень характерен. Прежде всего он как бы заранее примиряется с тем обстоятельством, что его не будут исполнять, и сразу же приводит наказания за четырехкратное нарушение этого указа. Далее, небезынтересно и стремление подействовать указанием и гнева Божия — картежники «души свои в конечную погибель приводят». Но, конечно, и этот указ, как и выпущенный Петром I в 1717 году, не оказывал влияния на не только прекращение, но и на уменьшение карточной игры и в 1832 году, т.е. почти через сто лет император Николай I должен был констатировать, «что Мы с прискорбием видим, что в империи нашей, с одной стороны, пагубная страсть к запрещенной игре, а с другой — алчность к приобретению чужой собственности, оным постыдным образом удовлетворяемая, не перестают по временам являть и новые жертвы и новых нарушителей государственных постановлений. Обращая попечения наши к устроению благосостояния любезных верноподданных наших на прочном основании, Мы убедились, что азартная игра, в одно мгновение отъемлющая достояние у семейств, многочисленными трудами приобретенное, и передающая оное людям, своими поступками позор общества составляющим, есть нравственная зараза, в благоустроенном государстве никогда и ни под каким видом не терпимая». — За таким обращением к уму и сердцу своих верноподданных следовали указания гражданским начальствам «не допущать» и «пресекать».

В более близкое к нам время «Высочайшие указы и повеления» заменились распоряжениями министра внутренних дел, а иногда и даже низших полицейских агентов, причем, конечно, о спасении души и о богомерзости карточной игры не говорилось, а просто-напросто та или иная игра изгонялась из клубов и преследовались тайные игорные приюты. Но Высочайшая власть, издавая, с одной стороны, строжайшие указы против карточной игры, с другой стороны, принимала горячее участие в этой карточной игре, таким образом сама себе противоречила, а императрица Екатерина II указом 22 ноября 1779 года еще сильнее подчеркнула это противоречие. До вышеупомянутого указа карты считались всего-навсего одним из видов мануфактуры и как таковые подвергались известному сбору, который производила мануфактур-коллегия. Но после указа 1779 года сбор с карт перешел в ведение воспитательного дома, карты, или вернее суммы, получаемые за продажу карт, должны были быть одной из статей дохода, на который и существовал воспитательный дом; таким образом одно из симпатичных благотворительных учреждений должно было содержаться на грязные деньги, на деньги, получаемые с продажи карт, которые, или игра в которые, преследовалась законодательством.

Весьма понятно, что при таком противоречии карательные меры не приносили никакого успеха — при Елизавете Петровне в залах ее дворца расставлялись игральные столы, так называемые ломберные, потому что на них играли в карточную игру «Ломбер», и придворные дамы, не только кавалеры, просиживали всю ночь до утра; Екатерина II с своими приближенными играла в карты на «бриллианты», перед каждым игроком ставилась фарфоровая тарелочка или ящичек, в котором находились мелкие бриллианты; воспитатель Павла Петровича под 19 февраля 1765 года заносит: «пришел его превосходительство Никита Иванович (Панин). Показывал нам его превосходительство карточную игру, «берлан» называемую: государь тотчас понял ее и играли мы более часу»; Александр I, издав указ «об истреблении непозволительных карточных игр», в котором, между прочим, было сказано, что «толпа бесчестных хищников, с хладнокровием обдумав разорение целых фамилий, одним ударом исторгает из рук неопытных юношей достояние предков, веками службы и трудов уготованное», получил следующий ответ от своего приближенного Левашева, продолжавшего играть в азартные игры. Государь его спросил: «Я слышал, что ты играешь в азартные игры?» — Играю, государь, — отвечал Левашев. — «Да разве ты не читал указа, данного мною против игроков?» — Читал, ваше величество, — возразил Левашев, — но этот указ до меня не относится: он обнародован в предосторожности неопытных юношей, а самому младшему играющему со мною пятьдесят лет.

Первое время карты выписывались из-за границы — «в деревянном гостином дворе в овощной линии в лавке № 54 продаются карты, называемые Кемпи, каждая игра по 50 коп.» — так было в 1761 году, а в 1769 году «на бирже у тульского купца Пастухова в амбаре № 54 продаются молотковые (sic?) иностранные карты, лучшей доброты, ящиками от 100 до 120 дюжин в ящике»; затем в средние 70-ых годов XVIII века стали устраиваться в Петербурге фабрики — «в Шаровом доме против шелковых лавок заводится (1775 г.) новая карточная фабрика, желающие карты иметь могут получать на оной фабрике лучшие против прочих и дешевою ценою». Фабрики эти существовали до 1819 г., когда они были закрыты и взамен их основана на Александровской мануфактуре карточная фабрика воспитательного дома, затем перешедшая в ведение учреждений ведомства императрицы Марии и состоящая под главным управлением одного из почетных опекунов.