- Если не будешь держаться за меня - упадёшь. А если упадёшь - перестанешь быть моим грузом.
Ей не видно искру улыбки, что коснулась его глаз. Она тут же зажимает в кулачках ткань его плаща. Затем ойкает, разжимает руки и лезет себе за пазуху. Что там ещё?
Тонко звякают мимеи и начинают светиться. Из странного балахона девчонки выглядывает любопытная мордочка. Мимеи млеют от восторга и оживают. Стебли срастаются мгновенно, ласковые усики закручиваются, завиваются. Из почек вырываются бутоны, из бутонов раскрываются лепестки, открывая нежную сердцевину, - светящуюся розовым перламутром горошину.
Только что умирающие заросли снова живы. Более того - цветут, разрастаются, движутся ковром по выжженной, искалеченной земле. Движутся и исцеляют. Вот тёплая лиана обвила прокушенную ладонь, погладила - и нет больше крови и ранки. Вот застенчивый бутон нежно коснулся щеки девчонки и стёр ссадину. Вот цветы со светящимися сердцевинами облепили уши Савра, избавили от клещей и, отделившись от материнского растения, мерцающими звёздами повисли на мягкой шерсти животного.
Мимеи взяли девчонку в кольцо, свили колыбель, приподняли и усадили, как королеву, на трон. Но он почти не замечал всего этого. Так, краем сознания и зрения улавливал... Он смотрел на ритмично сжимающийся носик, блестящие глазки и радужное сияние. На груди у девчонки пригрелся мерцатель. Толстенький, мягенький, самый-самый красивый, самый-самый лучший. Такой, какого ему не удалось изловить за всю свою жизнь.
- По крайней мере, Мила не останется без подарка, - пробормотал он и пощекотал плюшевый носик пальцем. Мерцатель в ответ благосклонно потерся щёчкой о его руку, оставляя радужный светящийся след, который тут же жадно слизали мимеи.
- Всем спасибо, а нам пора домой.
Мимеи жалобно вдохнули, но расступились.
Трудно удержаться от смеха, глядя на девчонку. Лицо в радужных разводах. В волосах - плоды мимеи, глаза на пол-лица.
- Это что за фигня была только что?
Он пожал плечами:
- Я тебя не понимаю. Странные слова какие-то говоришь. Я устал. Поехали. А матушка всё же была права.
Савр бодро потрусил в ночь, которая не казалась уже ни тёмной, ни тихой. Следом шуршали мимеи, сопровождая их на расстоянии, ещё не в силах оторваться от запаха и света мерцателя.
Девчонка покачивалась на мимеином троне, укутанная со всех сторон прочными лианами, которые, казалось, вросли в седло и шерсть коня. Мерцатель продолжал щуриться и урурукать.
- Тебя как зовут-то, груз небесный?
- Дашка. - она насупила брови. - И не называй меня грузом. Я тебе не мешок картошки.
- Я буду звать тебя Дара. Ибо ты и впрямь Дар.
- А в чём была права матушка? - неожиданно спросила Дара.
Он прикрыл глаза.
- Она просила не отдавать тебя Пиррии, - тихо и чуть насмешливо пробормотал он, чтобы скрыть боль.
Девчонка успокоилась и даже задремала от мерного покачивания. Прикрыл глазки и мерцатель. Савр шёл легко и без помех: конь отлично знал дорогу домой, но им ещё ехать и ехать, пока появятся первые огни Верхолётного замка...
Геллан чуть отпустил ворот плаща. Казалось, огромный ком застрял где-то между горлом и сердцем. Ещё раз посмотрел на небесную девочку.
"Не отвергай того, что падает на голову", - сказала мама незадолго перед тем, как уйти...
Глава 3
Кошмар наяву. Дашка
Честно: я ничего не поняла. После полёта в мусорку я могла приземлиться пятой точкой в грязь, головой в помои - да что угодно, только не падение в какую-то обморочную бездну.
Вариантов у меня было немного: я упала и убилась; упала и разбилась, а теперь больной мозг что-то такое вытворяет; я уснула - и мне всё это снится.
Убитой или разбитой я себя не чувствовала, поэтому решила остановиться на последнем варианте. Никогда, правда, не подозревала, что у меня такая буйная фантазия: какие-то оруще-светящиеся ёлки-палки меня подбрасывают вверх; какой-то мужик из махрового средневековья - весь в шлеме, латах и плаще - больно хватает своей лапой; какой-то безумно лопоухий конь встаёт на дыбы - о, аццкий сотона - и всё это в какие-то считанные секунды. Полная полярная лисица нервно курит в тундре - если вы понимаете, о чём я...
Тут по классике жанра мне бы проснуться, но, видимо, я ещё не испила чашу своей вины (или чего там ещё?.. Наказания?..) до дна. Этот средневековый придурок принял меня за мальчишку, не дал поорать, заткнув рот лапищей. Я с наслаждением впилась зубами со всей дури молодого организма прямо в тёплое мясо его ладони (вампиры отдыхают), но через секунду мне хотелось прижаться к нему, как к родному: то, что произошло дальше, напугало до смерти.