Мы ускоряемся, несёмся вперёд, обгоняя застывших людей. Нам не видно, что случилось. До тех пор, пока над фургонами не появляется толстый корявый ствол. По крайней мере, мы так видим.
Это что-то страшное и необъятное, слишком большое. Его не обхватить, наверное, и пятерым.
Ствол начинает преображаться – расширяться кверху. Он теперь похож на гидру, кальмара с толстыми щупальцами. Или на цветок с мясистыми лепестками, что, раскрываясь, закручиваются книзу красивыми спиральными окружностями.
Оно меняет цвет – от изумрудного к лазурному с вкраплениями чёрного. Блестит влажно и светится перламутровыми переливами. Наверное, это красиво, но нам не до любования. Мы понимаем, что не успеваем.
– Ферайя! – кричат почти все на разные голоса.
И я вдруг понимаю.
– Она не слышит.
Молнией проносятся в мозгу видения: вот она странно шагает, стараясь хотя бы краем глаза видеть нас. Вот она спит и не отзывается на зов, когда её будят. Вот почему разговаривает странно.
– У неё нет слуха. Глухая, – шепчу я и делаю отчаянную попытку мчаться быстрее, чем могу.
И тут вверх взлетает птица. Не финист, нет. Вначале я даже не понимаю, в чём дело. Настолько всё стремительно и неожиданно.
Огромная, красивая птица.
– Сова? – спрашиваю, не веря глазам, а затем верещу, срывая голос: - Сай! Это Сай!
Он кидается на выросшее из земли чудовище, рвёт его острыми когтями и клювом. Наверное, у необъятного монстра – очень тонкая и чувствительная шкура: кожа легко слезает продольными клочками. Чудовище издаёт низкий звук, от которого дрожит земля.
В этот же миг Ферайя оборачивается. В её руках – лук и стрелы. Она в развороте прыгает высоко. Вероятно, знает, куда целиться, потому что ей хватает двух выстрелов. А может, когти лео и махи довершают дело: Вуг и Раграсс смогли подобраться близко. Правда, смотрится со стороны это ужасно: крохотные мохнатки перед исполином.
Чудовище скользит вниз, под землю. Миг – и только взрыхлённый круг указывает на то, что здесь только что чуть не случилась трагедия.
Я вижу, как оборачивается Сай.
– Полный оборот, – потрясённо выдыхает Геллан, и я понимаю: случилось что-то необычное. Он смотрит на меня потемневшими глазами и поясняет: – Мохнатки давно оборачиваются только на половину. Только верхняя часть. А здесь – полное преображение, Дара! Полное! Как когда-то!
Сай стоит абсолютно голый – золотокожее божество, совершенное тело. И его вид не кажется ни пошлым, ни стыдным. Чистое восхищение, когда хочется стоять, открыв рот, не в силах произнести ни слова.
Неожиданно деревья вокруг сдвигаются ближе к Саю. Тревожно тренькнуло в груди. Хочу крикнуть и не могу. Стволы изгибаются, словно резиновые, наклоняются, протягивают к Саю ветки. Нежные листочки прикасаются к его телу, прикрывают нижнюю часть, трогают руки, гладят грудь, очерчивают щёки и дотрагиваются до век.
Сай счастливо смеётся. Тело его начинает светиться тёмным золотом, а сверху падают невесомые шарики – белоснежные до рези в глазах; ажурные, как пушистые головки вызревших одуванчиков.
– Кажется, я им нравлюсь! – несётся его голос ввысь. Туда, где наконец-то появился кусочек синего неба. Туда, где солнце опускает лучи и купает в широких искристых полосах золотокожую фигуру.
И тут я понимаю, кто останется вместо мшиста. Груан выбрал Сая. И почему-то мне кажется, что и Сай не захочет отсюда уходить.
Сай
Он принял свою судьбу. Понял, что многое изменилось, когда он принял свой настоящий облик полностью. Догадался, что произошло это не потому, что внутри таилась сила, а потому, что эту силу раскрыла другая энергия – подтолкнула то, что дремало и никак не могло проснуться.
– Я слышал ваш разговор ночью, – сказал он Даре позже, когда улеглась суматоха после победы над чудовищем ахаяром – так назвала его Ферайя – и когда он натянул новую пару штанов.
Дара сурово сжала губы, а Сай только рассмеялся в ответ:
– Не сердись, родная! Ты же знаешь: имеющий острый слух да услышит. Я часто подслушивал, прости меня за это. Я слышал, что она сказала. Кто-то должен остаться вместо мшиста. Почему не я? Посмотри: Груан принял меня, помог мне!
Он впервые позволил себе фамильярность по отношению к Даре. Но она для него давно стала родной. Как сестра. Так он чувствовал, и сейчас не хотел прятать собственные чувства, не хотел лгать или скрываться.
– Ты открыла мне мир, Дара. Там, в конюшне. Когда восхищалась низкими мохнатками и называла их золотокожими богами. Когда не потребовала смерти Вуга. Когда болтала со мной на равных и уплетала мамину снедь.
С тобой рядом я всегда чувствовал свободу. Не унижение, не рабское поклонение, а равенство. Именно поэтому я пошёл с вами, не задумываясь и не выбирая.
А теперь настало время расстаться. Я сделаю это легко. Это не жертва, а новые возможности, новые знания. Потому что Груан будет учить меня и отпустит, когда придёт время. Точно так, как отпускает Ферайю, как помогает выбраться мшисту.