Вверх тормашками в наоборот-2

– Зиргаллия?! – вскричала властительница и аж из трона вперёд подалась. – Где эта мерзавка?!

Санта-Барбара, блин. Капец.

Но тётка тут же подобралась, складочки у носика разгладились. Нервишки в кулачок зажала и холодно так изрекла:

– Впрочем, не играет никакой роли. Пусть хоть сквозь землю к диким богам в пасть провалится.

Добрая. Святая. Чистая, хоть туфли ей целуй. Верите: я после этих слов её возненавидела. Зиргаллия тоже штучка, конечно, но куда ей до этой ведьмы с большой буквы. Натуральная баба-яга!

– Девчонку следовало бы проучить, но мне не до этого сейчас.

Чтоооо?! Меня?! Да кто она вообще такая?! Меня, между прочим, пальцем никто дома не трогал!

– Не знаю и не хочу знать, зачем вы её притащили сюда – у неё мозгов, как у бучки-однодневки. И закончит она так же – сгорит однажды.

Теперь они вдвоём жали мне руки. Геллан и Сандр. Ещё немного – и пальцы переломают. Да поняла я, поняла, что надо молчать! Толку-то. Захотела бы – давно в мозгах поэму сложила про великодушную, добрую, мудрую властительницу Ёраллию из Виттенгара. И все ваши пожатия – в трубу.

– У меня пропадают люди. Мужчины в основном. И именно люди. Нелюдей не трогают. Мальчишек ещё прихватывают. Вы не выйдете из города, пока не узнаете, кто и почему.

– Я так полагаю, нас поэтому и впустили в город? – в голосе Геллана неприкрытая насмешка.

Ведьма нехорошо улыбается.

– Ты всегда был сообразительным мальчиком, Геллан. Я приказала никого не выпускать, а открыть ворота только если в них постучится стакер. Мне повезло: вас двое. Значит в два раза больше шансов избавиться от этой твари.

– Твари? – Геллан так и напрашивался за свой тон. Что на него нашло? Только что руку мне отдавливал, а сам дерзит больной на голову тётке.

– Я думаю, да. Она появляется ночью. Никто не видел её. Мужчины и мальчики исчезают. Остаётся только след – золотая траурная лента, что тянется по улицам города – каждый раз в разных местах – и исчезает резко, словно тварь в воздухе растворяется. Убейте её – и я выпущу вас из города, дам всё, что нужно и даже больше.

Я ж говорю – добрая! Интересно, а покойников она оживлять умеет?

– Не умею, дерзкая дрянь. Не знаю, из какой канавы тебя выудили, но за такую строптивость сажают на кол.

– Посадишь – и тебя первой сожрёт тварь с золотой траурной лентой. Не посмотрит, что ты женщина, – не выдержав, пропела я. – А будешь угрожать – спалю на фиг твоё деревянное царство.

Не знаю, что на меня нашло, а только выдернув руки из стакерских ладоней, я сплела пальцы и, чувствуя, как поднимается изнутри великий бабах, шарахнула руками в пол. Ничего не почувствовала, пока огненный шар не взорвался и не опалил жаром лицо.

– Стихайка! – взвизгнула на высокой ноте властительница, вскочила со своего трона, как паучиха, заметалась – как ещё на четыре лапы не встала – выудила откуда-то кувшин с водой и вылила на мой мини-костёр. Я глаз отвести не могла от круглой дыры в полу.

– А теперь вышли вон вместе с чокнутой стихайкой и за дело. Я всё сказала!

Геллан и Сандр подхватили меня под локти и поволокли наружу. Сандр трясся от смеха, пытался сдержаться., отчего покраснел. Геллан хмурился, сводил брови, дёргал ртом. Вот же зануда. Сейчас опять морали читать начнёт.

Как только они меня выволокли наружу, сразу же отпустили. И тут Геллан рассмеялся в голос. Мда. А я-то думала, он сердится. Ему вторил Сандр.

– Дара, дай я поцелую твою драгоценную длань, – сквозь хохот выдавил из себя этот сероглазый шут.

– Руки потом будем целовать. Уходим отсюда. Я всё расскажу потом, – посерьёзнел сразу Геллан.

Дважды нас упрашивать не пришлось: вскочили в сёдла – и были таковы. В общем, Виттенгар оказался мерзким городишком с мерзкой тёткой на троне. Да ещё с золотой траурной лентой сверху. Подарочек, так сказать и головная боль. Смех смехом – а мы очутились в западне.

Сократили путь, нечего сказать.

Глава 27. Подготовка к поискам. Мила, Геллан

Ей никогда не было так хорошо, как сейчас. Сказать стыдно, признаться невозможно, но, оставив позади родной замок, где родилась и росла, она словно скинула ненужную кожу. Как мерцатель меняет шкуру, как деревья сбрасывают листья, чтобы обновиться, так и она оставила позади неподъемный груз, камнем висевший на языке и теле. Больше не нужно гнуться и оглядываться.

За спиной шептались: она умирает, а Мила улыбалась, чувствовала себя живой и юной, как вечная природа, над которой не властна смерть. Теперь не так страшно. Прислушиваясь к перестуку колёс и топоту копыт, трясясь в хлипком фургоне, она излучала счастье.

Кротко терпела преувеличенную возню вокруг себя, потому что люди любили её, заботились, и совестно их гнать или обижать. По вечерам шепталась с Дарой, днём держала в руках карты Россы и вглядывалась в живые картинки, выслушивала Ираннины уроки: бывшая муйба себе не изменяла и считала, что путешествие не повод отлынивать.

Мила училась прислушиваться. Ловить потоки мира, который открывался маленькими кусочками и огромными пространствами. Всё началось с Жерели, что поселилась в мамином саду.