– Задавай вопрос, – мягко требует Алеста. Она светится – тонкая, красивая, как нежный сочный побег диковинного растения.
Я закрываю глаза, пытаясь сосредоточиться. В голове – сотни вопросов, и я никак не могу определиться, что важнее.
– Надо узнать, где оно появится снова, чтобы забрать новую жертву, – слова слетели, и их уже не вернуть. Слышу, как вздыхает Геллан и недовольно хмыкает Сандр. Может, мне не надо было торопиться? Может, не мне стоило задавать вопрос для пророчества?
Айболит проводит пальцем по руке. Успокаивает. Да что уж – Алеста уже не здесь – выпрямилась, раскачивается, светится голубым с рыжими всполохами контуром в красноватом свете распростёртых финистовых крыльев. Уродливые тени колышутся и искажаются. Чудится, что вот они – тайные хищники, выглядывают из тьмы, сверкают голодными глазами – и страшно повернуться: лучше не знать, что скрывается там, за спиной.
Алеста заговорила, запела, голос чистый, как росы, звонкий, как горный хрусталь. От Тиная – жар, от девы-прорицательницы – прохлада ручья, вкус родниковой воды на языке.
Распахнётся небо напополам
Растворится ночь в красоте безмолвной, едкой
Где-то здесь дыханье, где-то там –
Голос зова, голос древних предков.
И лучом золотистым среди тьмы,
Разрезая вечность, прогоняя страх,
Он заставит видеть явь как сны,
Отпечатком счастья задрожит в глазах.
И потянет нежно, как на закланье,
Поведёт за собою, как сладкий звук,
Даст надежду и обещанье –
И застынет время, и замкнётся круг.
Не шагнуть налево, не оступиться,
Не свернуть, не вырваться, не очнуться.
Будет ночь бесконечно длиться,
Если хочешь верить и обмануться.
Мир разорван на тысячу бликов.
Мир очнулся, замер и покорно ждёт.
Разорви круг безмолвным криком –
Сделай шаг навстречу и прерви полёт.
Как всегда, ничего не понять, не для среднего ума, видать, все эти предсказания.
Задрожала почему-то Инда, молчаливым привидением стоявшая всё это время. Ни звука, ни движения – как деревянный идол в степи. А тут трясётся, губы пляшут, но не размыкаются.
Выпрямилась Мила – рваный румянец на шею наползает. Нахмурил брови Геллан, склонил набок голову кровочмак – улыбается. Мохнатки как древние боги – руки на груди скрещены.
Иранна спокойна, Росса мраморная, Сандр ерошит всклокоченные кудри. Забилась мышью в угол Ви с Фео на руках. Офа бродит, неловко спотыкаясь, как слепая. В последнее время она тоже молчалива и неприметна.
Ренн сбоку – не сводит глаз с Алесты, и такое в его глазах, что вспыхивают щёки. Отвожу взгляд, лучше на него не смотреть сейчас.
Вся моя банда в сборе. И я почему-то их люблю так, что сердце готово разорваться в груди, выстрелить хлопушкой и рассыпаться кудрявым серпантином.
Палец Алесты мягко чертит полукруг по бумаге, возле одного из лучей. Вот оно!
– Здесь, значит, – бормочу, – вот туда надо и нам. В засаду.
– Мы сами, – чеканит слова, как командор шаги, Геллан, но фиг ему, обойдётся. Я даже рот не открываю, блаженно улыбаюсь, потому что вижу: никто и не собирается отступать и отпускать куда-то там кого-то «самих».
– Все вместе, – кратко ставит точку Раграсс. – Здесь останутся только те, кто чувствует, что будут мешать.
Хорошая установка. Только я ничего не чувствую, кроме того, что ни за что не останусь среди возов отсиживаться.
– Я там не нужна, – капризно кривит губы Алеста. Сейчас она снова – маленькая девочка. Дева подхватывает на руки Пайэля, что-то шепчет в острое ухо, кош трётся усами об её лицо и, мягко спрыгнув на землю, ложится у моих ног.
– Я тоже останусь приглядывать за Пиррией, – спокойно говорит Иранна и направляется к опальной сайне, что сидит и пытается не свалиться. Туда же молча уходят Ви с Фео и, чуть поколебавшись, – Офа.
– Береги себя, сынок, – целует в лоб Сандра Росса и, перекинув дугой с руки на руку карты, идёт к тем, кто будет нас ждать.
Я вижу, как Раграсс сверлит взглядом Вуга и Сая. Те нехотя делают шаг назад. Вот и правильно. Женщин должен кто-то охранять.
– Мила и Дара, – командует холодно Геллан. Ага, щаз, шнурки только поглажу!
– Ты же не думаешь, что я вот так возьму – и уйду. Ты же это несерьёзно сейчас сказал, да, Геллан? – в моём голосе вязкий яд, я прям сама в нём тону, но ледяным статуям по барабану. – Я не останусь без тебя, – выпаливаю вдруг неожиданно даже для самой себя и вижу, как тень пробегает по искорёженному шрамами лицу. – Где ты, там и я, Геллан!
И он почему-то не возражает. Молчание – знак согласия.
– Яяя с ваами, – Мила смотрится жалко, на щеках – костёр, глаза блестят. Но это не огонь уверенности, а слёзы, не хлынувшие только из-за судорожно сжатых челюстей. – Я знааю, что должна, – шепчет она и прикрывает глаза. Слезинка скользит по щеке. Не удержалась всё-таки.
– Пусть идёт, – подаёт голос Айболит. Теперь сжимает челюсти Геллан, сверлит кровочмака взглядом. – Ты же знаешь: я знаю правду и не солгу. Я присмотрю за малышкой. Верь мне. Геллану трудно, невероятно тяжело.
– Тогда со мной, – резко каркает и направляется к Савру.
Рядом сердито подаёт голос Тинай.
– И ты с нами, конечно, – говорю ему я и глажу по горячим перьям. Они не обжигают, а согревают. Это приятно.