Вверх тормашками в наоборот-3

– Просто, – вышел на свет костра Айбин. – Многие вещи делаются просто. А когда приходит пора выбора – он совершается, чтобы всё изменилось. Человек или предмет. Куст или камень. Воздух или мир.

– Ты знал? – спросил кровочмака Геллан.

– Я помню, – смежил устало веки лохматый уродец. – Не мне вытаскивать на свет чьи-то тайны. Они иногда сами вылезают. Наверное, потому что приходит их время. А ты?

– Догадывался, – процедил медленно мальчик, что вырос на её глазах, возмужал и стал воином. Человеком, которым можно гордиться.

Иранна гладит Дарину ладонь. Проводит рукой по спутанным волосам Пиррии, что плачет, не скрывая слёз, льющихся потоком. Расправляет перья у финиста и треплет птицу по хохолку. Прикасается к Юле. Благословляет дрожащую Нотту. Нежно прикладывает длань к лону Леванны Джи. Обнимает за плечи Когиту.

– Ты просила, и я принимаю тебя, – шепчет она, приподнимая острый девичий подбородок. – Не потому, что дано мне это высшей силой. А потому, что мы равны. Я знаю: вы дети огня. И сейчас я даю каждому из вас немного уверенности. Ничего более. Не потому, что не могу. А потому, что мы равны. Я муйба. И больше никогда не стану гардией. Я мать Огня лишь потому, что так нарекли меня когда-то. Это не звание и не статус. Имя – одно из многих. Я откликаюсь на него. Несу ответственность. Но не обязана возвышаться над кем-то. Мне это не нужно. Это был мой выбор. Я его сделала много лет назад. Примите же и вы его. Муйба Иранна просит об этом.

Она снова проводит рукой над дышащим кружевным коконом и уходит. Растворяется во тьме, желая побыть в одиночестве.

– Ничего не изменилось, – шепчет она ночному небу, а сердце сжимается от неясной тоски. Сердце предчувствует и волнуется. Но она знала: впереди тяготы. Именно поэтому ступила на дороги Зеосса, чтобы быть рядом с теми, кто стал ей дорог. Кто принял её в семью и дал возможность быть собой. Вольной. Свободной. Сильной. Мудрой.

Утекало в безмолвие время. Крошилось на мелкие части, отсчитывая мгновения. И у этого отсчёта – обратный ход. Кому как не ей знать об этом?..

Глава 43. Колодец и поцелуй

Геллан

В последнее время Геллан всегда был настороже. Даже когда спал. Его второе «я» заступало на смену, когда не хватало сил бороться с усталостью. Сильвэй – верный друг – становился его глазами и ушами на короткие часы сна.

– Если вдруг что-то случится, – сказал Геллан Иранне, – не останавливайтесь. Продолжайте путь. Вы знаете, куда идти. Знаете, зачем. Когда кто-то падает в бою, остальные бьются до конца. Не складывают оружие. Не сдаются. Иначе всё зря.

– Ты что-то знаешь, сынок? – мудрая муйба заглядывала не в глаза – гораздо глубже.

– Только предчувствие, – ответил честно. – Что-то клубится вокруг нас. И я не знаю имени этой неизвестности.

Он легко провёл рукой над коконом, где рос маленький деревун. Это стало их традицией: как только дорога отпускала свободное время, каждый спешил обласкать крохотное существо. Подарить немного тепла и энергии. И малыш рос. Прибавлял в росте и весе ежедневно.

– Это уникально, – вскользь обмолвилась Иранна. – Не знаю, видел ли кто-нибудь из людей, как возрождаются деревуны. Обычно это долгая история, скрытая от глаз. А тут столько любви. Мне кажется, она очень быстро растёт.

«Она». Все ждали именно этого: рождение девочки. Маленькой отважной Офы. И то, что Иранна уверенно сказала «она», вселяло надежду: ещё никогда муйба не ошибалась с полом ребёнка.

– Надеюсь, так и будет, – у Дары на лице – непоколебимое упрямство. – Я не могу представить, что это не Офа.

Дара. Небесный груз. Далёкая и одновременно – такая близкая. Он может прикоснуться к ней, но вынужден прятать чувства. Он может разговаривать и улыбаться, но не смеет переходить черту. Это слишком глубоко. Навсегда. Не лечится, как болезнь. Но он и не хотел избавиться от знакомо-незнакомого мира по имени Даша Сафронова.

Он повторял её имя про себя. Настоящее. То, которое он изменил, как только девочка попала на Зеосс. Не по прихоти сделал, а чтобы спасти от лишней боли и тоски. Но так приятно было произносить короткое слово, которое принадлежало ей: Даша.

Он проснулся под утро от тревоги, что стиснула сердце. Сильвэй! Кош звал его. Тянул к себе. И Геллан, не сказав никому ни слова, пошёл сквозь предрассветные сумерки. Туда, где сейчас находился его верный друг. Туда, куда повело сердце. Он чувствовал коша, как себя. Почти так же ощущал связь с Дарой. И эти две ниточки сейчас натянулись до предела.

Геллан шёл и умолял: не порвитесь, пожалуйста. Живите. Пожалуйста. Тревога била наотмашь, и не существовало ничего, кроме еле различимого стука двух сердец, что стали неотъемлемой его частью.

Сильвэй лежал перед кустами – вытянувшееся длинное тельце. Безвольные лапы. Порыжевшая от крови шерсть. Уже не белая.

В нем ещё теплилась жизнь, но слабо-слабо. Геллан не успел помочь: за кустами стояла Дара, и рот её закрывала большая грубая ладонь.

– Сделаешь глупость, стакер, и она отправится топтать Небесный Тракт, – свистящий шёпот рвал тишину и впивался в сердце, как смертоносное жало.