Вверх тормашками в наоборот-3

Нотта создала первую певческую обитель для девочек, а затем ещё и ещё – в разных городах. Она отбирала лучших учителей, ломала скепсис мужчин-сказителей, заставляя прислушиваться к себе. Её уважали. Ею восхищались. Её любили слепой фанатичной любовью.

Поклонники и влюблённые. Жаждущие прикоснуться хоть на миг.

– Ты как дурманное зелье, – говорил ей Вран, – опьяняешь, околдовываешь, вызываешь привычку. Тебя хочется слушать ещё и ещё, и нет противоядия, нет сил разорвать путы, избавиться от зависимости.

Она не спорила, но исчезала по утрам, чтобы побыть наедине, послушать ветер и подставить лицо солнечным лучам. Она так и не смогла привыкнуть к многолюдным толпам, и первые шаги на сцене всегда вызывали страх, желание сбежать, скрыться, исчезнуть.

Нотта понимала: успех ходит под руку с завистью. Тех, кто ненавидел её, было не так много, как почитателей, но их яростная тьма порой поглощала всполохи тепла и любви.

Мелкие пакости, шипение за спиной, шлейф сплетен – к этому она не то чтобы привыкла, но смирилась, понимая: нельзя находиться на виду и не вызывать злобу завистников. Ненужное платье, которое она никогда не наденет, но приходится постоянно таскать за собой, как вещь, что стала неотъемлемой частью её жизни, – так Нотта воспринимала подобное явление.

Она пропустила момент, когда бесполезная тряпка превратилась в железное одеяние с острыми шипами. Может, по беспечности, а может, не желая поддаваться страхам, Нотта пыталась не обращать внимания на грязь, не прислушалась к тревожному звону колокольцев. Да что там – не слышала их, потому что в ней жила прекрасная музыка, звуки, что очаровывали и дарили наслаждение.

И потом, в её жизни произошли перемены. Появилась тайна, которую не расскажешь, не покажешь, не поделишься даже с самыми близкими. Для слишком публичного человека – большой риск, но против сердца она пойти не смогла. Предать не сумела.

Чреда неприятных моментов казалась случайностями. Она досадливо отмахивалась от них, как от назойливых мухѝн, не задумывалась, не сравнивала – не до того было.

Впервые задумалась, когда врачевали ей нарывы по всему телу от почесухи – травы, что растёт в реликтовых лесах на юге. Подобное не спишешь на нечаянность и неумышленную ошибку.

Позже, когда, открыв шкатулку, обнаружила в ней вместо драгоценностей вырванное сердце любимого пёсоглава, вынуждена была впервые серьёзно подумать об охране.

Вран сам отбирал воинов, хмурился и качал головой.

– Всё непросто, – ворчал он, прожигая острым взглядом комнату, – ты не привыкла подчиняться, не привыкла осторожничать и забываешь о простых правилах. И потом всегда остаётся сцена, где ты как на ладони. Нет возможности стоять рядом, понимаешь?

Нотта понимала, но не могла перестать петь. А ещё увеличившееся окружение заставляло её напрягаться до дрожи в коленях, до боли в спине: ей становилось тяжелее хранить тайну, но она крепилась и ухитрилась приспособиться. Научилась лгать и изворачиваться.

И вот теперь, глядя на отравленное стило, на стакера, что умирал от яда, понимала: слишком беспечно себя вела и чуть не упала в пропасть.

Не испуг – безмерная усталость, что кутала плечи призрачным покрывалом и осознание, что нужно бежать. Не потому что хотелось скрыться от толпы незнакомых, непонятных людей и нелюдей, а потому что там, позади, осталась её тайна – одинокая и ждущая её возвращения.

Она забыла, что кровочмаки коварны и умеют отличать правду от лжи. Привычно попыталась врать и попалась. Не понимала, зачем они хотели остановить её. Какая им разница, случайным чужакам? Зачем им её жизнь? Помогли, спасибо. У них свой путь, у неё – свой. Пора расставаться.

Но незнакомцы почему-то думали иначе.

Голова шла кругом. Опасный кровочмак, затем мшист. На какой-то миг показалось, что она бредит, попала в другое время. Такого не может быть. Всё плыло и не желало укладываться. Вырваться отсюда, чтобы глотнуть воздуха, обрести чёткость и забыть.

Нотта сказала правду, надеясь, что сумеет отвязаться, но слишком шустрая девчонка командовала ею, не давая возразить.

Хмурый маг и улыбчивый стакер соткались из воздуха, и ей нечем стало дышать. В горле горело, мир колыхался тёмным маревом.

– Это Ренн и Сандр. Они пойдут с нами, – распорядилась девчонка. – Заберём малыша и вернёмся.

– Достаточно проводить. Дальше я сама. Меня есть кому защищать, и я не собираюсь никуда возвращаться, – повторила то, что уже пыталась донести до твердолобых чужаков.

– Они не смогут защитить, то скопище неудачников, что не смогли предотвратить удар стило, – скривил красивые губы кровочмак и поймал её взгляд. – Тебе сейчас лучше исчезнуть, Нотта. Спрятаться. Затаиться. Среди нас – лучший вариант.

Он завораживал и подчинял. Внушал, сплетая ажурную сеть из слов. Нотта чувствовала, что вязнет и не может сопротивляться, но пыталась, понимая: бесполезно. Кровь рваными толчками билась в висках и причиняла ужасную боль. Хотелось избавиться от наваждения, сжать руками голову и отсрочить приступ тошноты и уплывающего сознания.

Она смогла, на грани. Но это ничего не меняло. Нотта сдалась.