ВВО

Полицейский поймал на себе взгляд Цехоша. Вся напряжённость уже куда-то с лица старосты исчезла.

Рядом крутился Михайлишин. Похоже, совсем не молился, лишь, задрав голову, любовался сводом церкви. Хорошо ещё, фуражку снял.

Как-то такое неверие по-научному называется. Старший в гимназии учил. Вроде древние греки таким грешили, да только все потом сгинули…

Щурясь от яркого солнечного света, Сас вышел на паперть. Обернулся, ещё раз перекрестился и направился к Кривому, невзрачному пятилетнему жеребцу, которого Михайлишину выделило из числа мобилизованных лошадей его начальство. К коню прилагалась селянская подвода, на которой троица весь день тряслась по колдобистым дорогам повета.

Тьфу ты, уезда. Что за «повет»! Не может пристав Российской империи говорить «повет»! Речи Посполитой уж больше ста лет нет, а люди всё «повет» да «повет»!

Кривой покосился чёрным глазом на человека, фыркнул и пригнулся к остаткам сена. Сирко равнодушно повёл головой.