– Я бы такие не выбрала, – признаю я, слыша в собственном голосе горькие нотки. – Но ведь не я за них платила, так что… Последнее слово было не за мной.
– Но разве это не сумасшествие? Что решала не ты? – Он перечитывает приглашение еще раз. – Мы ведь так и не выбрали фотографию. Это и к лучшему, потому что на тех снимках не самые приятные моменты. Помню, ты тогда себя неважно чувствовала, а мне не нравился мой костюм. И мы злились друг на друга, стоя перед фотографом, и натянуто улыбались изо всех сил.
– Верно.
– А эти ленты? – Он указывает на шелковые ленточки цвета слоновой кости на приглашении. Тут их тонны, с искусственными жемчужинками в центре. – Разве у нас такой вкус? У меня было много времени подумать, и когда я смотрю на эти приглашения, они не кажутся нашими.
– Они и не наши. А твоей матери. – Я смотрю ему прямо в глаза. – Если тебе не нравилось, что она выбирала, нужно было сказать вслух.
– Знаю. Прости, что позволил ей взять все под контроль… я знал, как ты себя чувствуешь из-за этого, и не вмешивался, потому что тогда так было проще – твоя обида на нее, чем если бы она обижалась на меня. Я все испортил.
– Все так. – Нет смысла тыкать его в это носом, поэтому я добавляю: – Но ведь ты исправляешься. Ты защищал меня. Не оставил без ответа ни одно из ее оскорблений. И я рада за тебя же, что ты не ездишь туда каждый день и не отвечаешь на все ее звонки.
– Ты рядом, и это помогает. Ты поддерживаешь меня. – Он опускает голову мне на плечо. – Благодаря тебе мне легче.
– Я не всегда была рядом.
Он берет меня за руку, сжимает.
– Сегодня я разбирал вещи в сарае и нашел эти коробки. Самым естественным показалось выбросить их.
– Ух, – отрешенно замечаю я. – А ты не стараешься смягчить удар.
– Милая моя, зачем нам свадьба в Сент-Мэри? Зачем этот душный банкетный зал для приема? Хоть одно из этих мест значит что-то лично для нас?
– Нет, но…
– Это должен быть наш день, – беря меня уже за обе руки и разворачивая к себе, настойчиво говорит он. – А список гостей! Километр, не меньше. Но я не знаю почти никого из них. Зачем нам в самый важный момент нашей жизни собирать вокруг себя толпу незнакомцев? – Он сминает приглашение в шар, и я пораженно ахаю. – Они на фальшивую свадьбу. Я выбросил эти приглашения, потому что не хочу видеть никого из тех людей.
У меня глаза вот-вот выскочат.
– Никого?
– А зачем? В этот день важны только ты и я. И на нашей свадьбе мне хочется видеть только тех, кто хорошо относился к нам обоим. Что исключает практически всех моих знакомых, включая человека, придумавшего эти приглашения.
Не могу представить себе свадьбу, где Дебора не будет всем распоряжаться. Не пригласить ее? Дебора нам этого с рук не спустит. Для нее наша свадьба – светское мероприятие, на котором она сможет кудахтать и хвастаться своим сыном, расхваливая его, точно гордая мамаша на детском конкурсе. Она ждет не дождется, когда же другие мамы будут ее поздравлять.
– А как же наши семьи?
– К черту их. К черту всех! – Он бросает скомканное приглашение в мусорный бак. Оно отскакивает, ударившись о край.
Меня накрывает приступ хохота. Я знаю, что на самом деле он не имеет это в виду, но пусть так будет, хотя бы на один день. Может, в один самый важный день, когда мы друг для друга будем важнее всех остальных, произнося самые личные и искренние обещания, может, хотя бы тогда не придется угождать чьим-то мнениям и желаниям. Нужно делать то, что кажется правильным нам самим и больше никому.
– Мы создадим собственную семью, – серьезно обещает он.
Я качаю головой.
– Ты сошел с ума, – задумчиво замечаю я. Беру еще приглашение из коробки, скатываю в шарик и тоже кидаю в мусорный бак. Тоже промахиваюсь.
– Если я потерял рассудок, то скатертью дорожка и всему остальному, что было в прежней жизни.
Комкать приглашения и бросать получившиеся шарики в направлении мусорного бака оказывает на удивление высвобождающий эффект, как катарсис. Начав, мы уже не можем остановиться. Мы лепим их, как снежки, и складываем на капоте машины, а потом по очереди пытаемся попасть в ведро. Он набирает одиннадцать очков, я – девять.
– Это приглашение моей бабушке, – говорю я, комкая в руках бумажно-ленточный снежок. – За то, что давила на меня, заставляя надеть свою вуаль, хотя знала, что я ее терпеть не могу, и за слова о том, что возраст мне уже вряд ли позволит иметь детей. – Вот тебе, Эдит! Ты официально не приглашена!
– А это твоему брату, – отвечает он, размахиваясь, точно игрок в бейсбол, и отправляя шарик в полет. Он приземляется на середине дороги – ничего себе перелет. – Я знаю, Аарон, это ты украл мои очки!
– Не терпится бросить приглашение твоей маме.
– О, пожалуйста, можно я. Я заслужил.
Он прав, эта честь принадлежит ему. Я передаю ему новое приглашение, чтобы он мог превратить его в новый снаряд уже с мыслями о Деборе. Николас сминает его безжалостно, с особой тщательностью, и, размахнувшись, запускает вперед: шарик летит по высокой дуге через мусорный бак и отлетает, врезавшись в знак «стоп».