Томашевич повиновался. В альбоме действительно мелькали знакомые лица известных артистов: юные Копелян и Юрский, которых Володя знал по старым советским фильмам, Боярский, Леонидов, Иван и Андрей Краско — отец и сын, Виктор Бычков — знаменитый Кузьмич из всевозможных национальных особенностей, полная компания «ментов» из «Улиц разбитых фонарей», Хабенский, Пореченков… Поросль совсем молодых, которые то и дело мелькали в телесериалах… Томашевич еще полистал альбом туда-сюда и, наконец, не без труда нашел лицо, которое его интересовало. Опознал он это лицо по глазам, вернее, по их выражению. Потому что все остальное за семнадцать лет изменилось радикально.
— Да, это Андрюша Полуянов, — подтвердила Урбанская, взглянув на раскрытую страницу. — С ним его друзья. Вот это — Павлуша Лосин, очень талантливый юноша. Сразу поступил к Корогодскому. Потом мастер ушел из института, его курс почти распался, Лосин доучивался на курсе музыкальной комедии. Третий мальчик — Юра Костенко. Он не поступил на актерский факультет, но сумел перекинуть документы на противоположную сторону улицы. На Моховой, тридцать пять, — пояснила она недоуменному Томашевичу, — учат театроведов и шоу-бизнесменов. Так вот Юрочка подался в бизнесмены. Я слышала, что он преуспел. Правда, не в театральном деле, но кто сейчас делает деньги в театре? Юрочка и подарил мне эту фотографию.
— А где это они? — спросил Томашевич, разглядывая снимок.
— В скверике на улице Белинского. Счастливые лица. Еще бы — успешно прошли первый тур, можно подавать документы. Еще никто не знает, что пути их разойдутся, что Паша и Андрей станут смертельными врагами, а Юра и Андрей — партнерами. Андрей после последней неудачи с поступлением пошел в институт Герцена на заочный и работал некоторое время у нас в лаборатории психологии. А потом перевелся на дневной факультет и уволился. А знаете, кто их снимал? Наденька.
— Прошу прощения… — вздохнул Томашевич. — Я немного не понимаю…
— Конечно, Владимир, — усмехнулась Манефа. — Я все вам сейчас подробно расскажу. Это одна из многочисленных душещипательных историй нашего вуза. Наш вуз такими богат. Люди, судьбы, легенды…
И столетняя хранительница «театралки» изложила ему следующий драматический сюжет.
Они познакомились после первой консультации — два питерских выпускника-оболтуса и парочка, приехавшая из Барнаула, — красавица Наденька и ее верный паж Андрей Полуянов. Вместе с парочкой приехали их мамаши, две веселые тетки бальзаковского, то есть тридцатипятилетнего, не более, возраста — одна блондинка, другая брюнетка. В ожидании результатов первых испытаний своих чад мамаши попивали чаек и кофеек в сейфе у Манефы — благо, привезенный из Зауралья презент в виде банки облепихового масла пришелся той по вкусу. «Вы знаете, это удивительная любовь! — говорила одна из теток, кажется мать девочки, об отношениях Наденьки и Андрея. — Я думаю, если кто-то один пройдет по конкурсу, а другой нет, они все равно не расстанутся. То есть тот, кто поступит, откажется от студенческого билета. Но мне кажется, поступят оба — они такие талантливые! Вы их видели?»
Манефа кивала головой, хотя и знала, что талант не всегда является пропуском в храм Мельпомены. А еще она знала, что не существует никаких строгих методик, которые могли бы с гарантией утверждать: вот у этого паренька, допустим, есть талант, а у этой девушки, например, он отсутствует. Все определяется субъективным мнением членов экзаменационной комиссии. А мнения эти бывают настолько разными, что человек, срезанный на первом туре у одного мастера, у другого потом получает главные роли в дипломных спектаклях. Впрочем, по поводу Наденьки и Андрюши у Манефы имелись весьма серьезные сомнения. И по поводу их таланта, и по поводу «удивительной» любви. С вершины своего почти векового опыта она видела, что молодой человек к девушке относится… без должной страсти, что ли… Ведь влюбленного видно невооруженным глазом. А этот Андрюша… он терпел общение с девушкой, может быть, потому, что так хотелось их мамам. Мамы были более дружны, нежели дети. Нет, Наденька — она, конечно, была Джульеттой и Офелией в одном лице. Она обожала своего Андрея без памяти. Была готова броситься ради любви в пропасть. Да, собственно, так потом и случилось…
Окончился первый тур. Были объявлены результаты. Юру Костенко, Пашу Лосина и Андрея Полуянова допустили ко второму туру. Наденька Быстрова провалилась.
— Знаете, Владимир, — вздохнула Манефа, — когда я сейчас, через пятнадцать лет с лишним, вспоминаю эту девушку, то думаю: а ведь зря они ее не взяли. Белокурая, длинноногая. Для нынешних сериалов — просто подарок. Но тогда ценилось другое… Вот Наденька и пролетела. А потом пролетела более тридцати метров с крыши нашего здания. Как она туда вскарабкалась, ума не приложу! Ведь все чердаки у нас были в то время задраены наглухо — я помню тот субботник в мае сорок седьмого года, когда мы выгребали с них всякий хлам и запирали их на амбарные замки.