— Как он?..
То, что мое СБ уже в курсе и предупреждать никого не надо, выдает двусмысленное пожатие плечами и затаенный смешок:
— Счастливый, я бы сказал — излишне.
Не спокойствие продолжало нарастать. К смятению чувств добавилась неопределенность, все вместе грозило вылиться в бешенство негодования. В итоге, уже к полудню я являла собой практически чистый гномий порошок, и очень, очень нестабильный. Благо Август затаился, не показываясь на глаза.
Башня канцлера обволокла желанной прохладой.
— Где он?
Мятый, пережеванный, надеюсь не Асакурой? Бор нерасторопно приподнимается, словно раздумывая и падает обратно, в свое кресло.
— Там!
Небрежное помахивает в сторону и неохотно добавляет:
— В подвале!
А потом и вовсе:
— Не трудись, вход он запечатал! Я не знаю, что там!
— Король?
В ответ усталый кивок: «Нет».
Я села напротив, его расслабленность на благо, умиротворила и меня.
— Что делать? — повисло над нами.
Под этим: «Что делать?» сидели долго, канцлер отмер первым.
— Ники, помнишь, в детстве, вы любили с Августом светляков отлавливать?
Угу, ночь была самым отрадным временем суток. В детстве.
— В банку сажали, помню. Эти демоновы светляки не хотели светиться. Даже потом, когда их вытряхивали из банки. На волю.
— Они светились, только скудно, тебя это всегда очень огорчало…
— И?
Алвас Бор нехотя отрывает себя от мебели, скрывается в антресолях и возвращается с белой папочкой. Затем выкладывает ее передо мной на стол.
Черным по белому бегут буковки, складываясь в: «Лириан ал Ланита».
— Дальше что? — спокойно, абсолютно спокойно я задаю Бору вопрос.
— Есть мнение…
Стоп! Довольно!
— Есть мнение, одно и единственно верное. Мое! А будущее: даже не пытайся хоть как-то на него влиять. Убери.
— Тебе стоит с этим ознакомиться.
— Все что мне надо, я знаю и так. На данный момент.
Каждое мгновение мы создаем и обрываем множество вероятностей, линий предопределенности, растим или выламываем веточки древа жизни Хаоса.
— Убери, — говорю я.
— Ты справишься с этим, — попытался оппонировать Бор.
— Ничуть в себе не сомневаюсь.
Мы помолчали еще немного. Белая папка на фоне прочего бумажного мусора терялась, я ласково провела глазами по ряду ровных, образцов выписанных знаков.
— Любопытно было бы почитать твое досье, господин Канцлер.
— А что мешает? Принести?
— Незачем, — я лениво потянулась и встала, — Между «Хочется!» и «Надо!» знаю и так, что ты выбираешь. Даже пытаться не буду ковырнуть в твоей душе вопросом: «неужели никогда?..», смысла в том немного.
Охладилась я предостаточно, в этой сырой каланче. Довольно!
— Появится Асакура, отправляй ко мне, — с этими словами я покидаю Бора, выбираюсь на солнышко и возвращаюсь в поместье.
На мой немой вопрос Дас отвечает так же безмолвно. Нет! Дракон из посольства не выходил!
— Оставь наружку, остальных сними. Магам скажи: пусть защиту посольства не дергают и… в любое время, напрямую, обо всем…
— Доложу, — заканчивает за меня Иржи Дас.
К вечеру бесцельного передвижения по покоям я окончательно уясняю, что если из моей реальности исчезнет все, к чему я привыкла, все, что люблю — я переживу. Если исчезнет Лириан… перетерплю, наверное.
Если переживу эту ночь.
Глава 18
Я принимаю пенную ванну и плотно ужинаю. Выхожу в сад, когда соловьи затевают петь свои трели и рулады. Я слушаю и размышляю о том, что Асакуру заставляет быть Хранителем? Что его удерживает в этом мире? Зачем ему все это надо?
Все неувязочки, нестыковочки, странности — все встает на свои места. А потом подумалось, что в глазах Асакуры отражается весь мир, а в звездах зрачков дракона — только я. Великое и ничтожно малое, такое вот соотношение.
Из размышлений меня выдергивает Дас:
— Его арестовали.
Два слова. Много мыслей. И ни одного правильного вопроса.
— Он в посольстве, задержан личным распоряжением Императора и до его особого распоряжения. Пока это все, что известно.
— Спасибо, Иржи.
Чеканя шаг он уходит.
Сменяю Бьюи на посту за письменным столом. К утру он становится идеально чистым. Даже пыль не надо вытирать.
Рассвет ретуширую экраном портьер и прячусь в кровать. В висках колотится барабанной дробью и как приятно сосредоточиться только на этой боли. Когда она становится невыносимой я пропарываю когтем запястье и кап-кап, мажу по простыням.
Стягиваю свое сознание и накладываю на точку перехода, точку не искривленного пространства и вываливаюсь из континуума.
— Вот только не надо устраивать тут… — Хаос недовольно морщится, — Надоели, оба! Ультиматумы ставить надумали.
— Я не звала тебя. И не искала, — лгу в ответ.
— А я и не приходил. Это вообще не я!
— Тогда и говорить не о чем. Не интересно!
Я наслаждаюсь движением. Постигаю его суть. Сама становлюсь этим движением, вечным, безграничным, не уничтожаемым. Смертно все, преходяще, кроме этого движения. Своевольного, без цели, без смысла, без ограничений. Я становлюсь частью этого совершенства, пока мое «Я» полностью не растворяется. Все становится бессмысленным, кроме этого бесконечного движения.
— Уговорила, сдаюсь, — внутри моего восторга бытия пронзает шпилькой проблеска, меняя траекторию полета.