— Бедный малыш, — Глория наклонила голову — плохой знак. Это означало, что она собиралась копнуть глубже. — А что она должна думать? Этот парень преследует ее, а ты никогда не давал ей понять, что чувствуешь.
Бек потер затылок:
— Может, ты и права. Но я закоренелый садист. Я сомневаюсь, что Хэвенли мечтала, чтобы ее прекрасный принц стал твердым, отшлепав до красноты ее задницу. Ей нужен терпеливый любовник с нежными, сострадательными прикосновениями, не я.
— О, Кен. Ты можешь быть нежным и сострадательным. Может, прошло уже много времени с тех пор, как ты занимался ванильными вещами, но…
— Попробуй через пятнадцать лет.
— Наверное, это как езда на велосипеде.
— Я не уверен, что вообще буду наслаждаться велосипедом.
— Ты? Не любишь секс? — она усмехнулась.
— Ты упускаешь суть. Я серьезно спрашиваю себя, могу ли я отказаться от извращений ради нее и остаться в здравом уме.
Глория сжала его руку:
— Когда мы встретились, ты был сердитым мужчиной в теле подростка, нуждающимся в способе все переварить, и нет ничего более эмоционально очищающего, чем секс. Ты помогал сабам избавиться от их боли, помогал себе избавиться от своей собственной. Но ты уже больше не ребенок.
Глория не только спасла его от жизни на улице, но и превратила из мальчика в мужчину, наделенного терпением и достоинством. После секса она не позволяла ему прятаться за стенами стыда или бессмысленного чувства вины. Вместо этого она просто лежала рядом с ним, теплая и обнаженная, и уговаривала его рассказать о своих чувствах. Когда она поняла, что он жаждет контроля во время секса, она познакомила его с доминантом, который научил его, что делать с сабмиссивами и шлюхами боли. Затем природа взяла свое.
Женщина понимала его, всегда. От нее он узнал о близости и доверии. Ни разу она не позволила ему погрязнуть в неуверенности или саморазрушении. Вместо этого она постоянно уверяла его, что ничего не может удержать его, кроме него самого. В конечном счете, она помогла ему связать новую жизнь с новой личностью, чтобы он мог стать тем человеком, которым был сегодня.
Может ли этот человек сделать Хэвенли счастливой?
— Я знаю, что ты помогаешь мазохистам в Лос-Анджелесе, — продолжала Глория. — Но разве это необходимо? Больше, чем ты в ней нуждаешься?
Черт.
— Спасибо, что не задаёшь трудных вопросов.
— Ты пришел ко мне не просто так. Я указала тебе путь садиста, чтобы помочь тебе тогда, но я всегда подозревала, что однажды ты пойдешь по другому пути. Может, этот день уже наступил. Неужели ты думал, что тебе навсегда понадобится эта отдушина?
— Хм… Да.
Это было чем-то укоренившимся в его привычках, его психике, его члене.
— Как заставить садиста во мне перестать орудовать паддлом или хлыстом? Это как хирургу во мне отрезать руку.
Она послала ему подавляющий взгляд:
— Быть хирургом — это призвание. Быть садистом — это выбор.
— О, тогда я просто найду свою местную двенадцатиступенчатую программу и перестану бить задницы, я завязываю. Без проблем.
— Я не говорила, что это будет легко или произойдет в одночасье. Если Хэвенли станет твоим приоритетом, твои потребности, вероятно, изменятся. И никогда не знаешь, может ли она пойти тебе навстречу.
Бек усмехнулся:
— Мне нужно снова показать тебе её фото?
— Откуда ты знаешь, что она тебя не удивит? Я сделала это. В первый раз, когда ты увидел меня, ты увидел проститутку, работающую на углу улицы. Ты думал, что позже я стану твоим родителем, любовницей и женой по расчету?
Она сделала его.
— Когда ты должен увидеть ее снова? — спросила Глория.
— В следующий понедельник.
— Это дает тебе чуть больше недели, чтобы решить, останешься ты просто ее другом… или будешь для нее всем.
— Я хотел бы быть для нее всем. Я просто не знаю… — Если бы он был подходящим мужчиной для нее. Если бы Хэвенли могла принять его — недостатки, заскоки и желания. Если бы он мог ее удовлетворить.
— О, дорогой. Я понимаю. Твои призраки преследуют тебя. Но пришло время двигаться вперед.
Он замер.
— Призраки?
— Да ладно. Ты слишком самоуверен, чтобы прикидываться дурачком. Хэвенли звучит ужасно похоже на "Благословение".
В тот момент, когда ее воспоминания прошептали в его мозгу, Бека прошиб пот. Воздух сгустился, заставляя его задыхаться от сожаления.
Он изо всех сил старался этого не допустить.
— Нет. Хэвенли самодостаточна и решительна. И такая чертовски гордая. Она разорена, но предпочла голодать, чем просить моей гребаной помощи. Она отталкивает меня… но теперь я каждый день угощаю ее обедом. Поверь мне, она последняя женщина, которая позволила бы мужчине управлять своей жизнью. Она не благословение.
— Ладно, успокойся. Просто… если ты решишь преследовать Хэвенли, убедись, что это не потому, что пытаешься искупить свою вину.
Он почувствовал смертельный холод.
— Я никогда не смогу искупить вину.
Она переплела свои пальцы с его:
— Кен, ты должен когда-нибудь простить себя.
Он отпрянул в сторону.
— Попытайся. Пожалуйста, — Глория вздохнула. — Ради меня.