Выбор моей реальности. Том 2

– Прошу, проходите. Здесь содержится самый популярный вид – светловолосый бангалорский макак, – он начал водить нас мимо вместительных высоких вольеров, в каждом из которых шустрили стаи разноцветных обезьян. – А тут, посмотрите, на раскидистых фисташковых деревьях прячутся по верхам сидящие африканские оливковые мартышки. Цвет их зеленоватой шёрстки сливается с густой листвой, отчего этих вертлявых воспитанниц затруднительно разглядеть в светлое время суток. Также есть у меня редкие китайские оранжевые с огромными клыками и огненно-рыжей лисьей шерстью, а синевато—белая морда, с маленьким носом, чёрными глазами—впадинами своим жутким видом напоминает оголённый человеческий череп. Китайские клыкастые игрунки для состоятельных покупателей, которые предпочитают обезьян пострашнее.

– А вот эти губастые «читы», видимо, для покупателей, которые предпочитают обезьян покрасивее, – я показал Лене на серых мартышек с курносыми, обрубленными носами и неестественно надутыми огромными ярко—розовыми губами. – Лена, не они к тебе в салон вчера прибегали, чтобы губы розовым ботоксом накачать?

– И в здешнем зверинце лев на цепи, как в тюрьме, сидит, – подойдя к тесной железной клетке, расстроилась Лена, а затем, злобно посмотрев на хозяина, продолжила качать права, – два на два метра камера, не больше! А я думала, только у нас в зоопарках такое безобразие творится…

– Это иранский пантериолеон, поймать которого считается редкостной удачей. Я самолично поставил на него ловушку на юго-западе Персидского нагорья, а потом в клетке привёз в Новый Рим на продажу. Надеюсь, злобную, рычащую рыжую бестию увидит сам Никифор Третий Новоявленный—Светлейший во время грандиозной театрализованной охоты, которая вскоре состоится на арене Ипподрома. Надеюсь, наш достойный, всеми любимый Циркус Максимус завтра приобретёт у меня самого зубастого противника по самой выгодной себестоимости!

– Надейтесь, – мило улыбнувшись, пообещала ему Лена.

– Могу ли я надеяться и пригласить в Циркус Максимус на мраморную трибуну первого императорского яруса прекрасную госпожу с роскошной медной гривой, чтобы вместе посмотреть на львиную травлю и насладиться кровавыми звериными игрищами?

– Надейтесь.

– А где у вас представлены птицы? – спросил я.

– У меня проживает только одна пернатая щеголиха—кровопивица – такая привередливая и разборчивая, что из-за неё содержать других мне уже крайне затруднительно. Покажу её вам, но моя Крикливая Эфон не продаётся, – ответил хозяин и повёл нас к просторной бронзовой клетке. Я увидел то, за чем пришёл, – крупного, ростом около метра, хищника с тёмными крыльями с чёрно-белыми полосками, загнутым клювом и мощными когтистыми лапами. Заметив визитёров, птица начала проявлять беспокойство: расправила метровые крылья и распушила перья по всей голове, которая устрашающе увеличилась в размерах раза в два. А затем длинные перья на затылке также встали дыбом.

– Как называется птичка? – поинтересовался Кир.

– Название никому доподлинно не известно, но она попала ко мне ещё крошечным пуховиком и с тех пор успела сменить пять роскошных перьевых одеяний. Я назвал её Эфон: своими повадками она напоминает изрыгающего огонь Обжигающего Орла Эфона, порожденного великаном Тифоном и змееподобной женщиной – Эхидной. Как известно, Жгучий Мифический Эфон был настолько огромен, прожорлив и силён, что каждый день в течение сорока тысяч лет он подлетал к Прометею, «Цепями Прикованному», немного подклёвывал ему тёплый мягкий живот и бесплатно подпитывался жирной, сочной титановой печенью…

На мой взгляд, крикливая кровопивица похожа на южно—американскую гарпию, а не на древнегреческого гурмана Эфона. Я предложил Вонифатию выкупить у него античную любительницу фуа-гра.

– Никогда не продам её, даже за десять солидов! Я уже с ней сроднился и воспитал так, что Крикливая Эфон воспринимает меня как своего почтенного прародителя и как единственного мужа.

– Импринт, – прокомментировал Кир.

– Лена, помоги уговорить человека, – прошептал я.

– Не вопрос… Свою пернатую жену – жгучую птичку Эфон – ты сейчас же подаришь Александру Македонскому, – приказала Лена хозяину зверинца, и он, сказав, что давно мечтал сбыть с рук эту «наглую, неблагодарную, ненасытную тварь», покорно открыл клетку. В качестве компенсации я отдал окосевшему Вонифатию десять солидов.

– А сейчас ты, забиратель зверей, немедленно освобождай льва и пешком веди на свободу… ну, я не знаю, куда… в общем, туда, где ты его отловил, – Лена вновь подключила к нему ментальное воздействие. – И там, на природе, отпустишь с цепи! А когда ты вернёшься обратно, наденешь на себя картонную львиную маску, прицепишь к себе сзади длинный жёлтый хвост, придёшь в свой хвалёный Циркус Максимус и сам перед Никифором попляшешь! Пусть «Его Светлейшество» поохотится на тебя!