Выбор оружия

— Сма, этот… человек… полностью провалил прошлую операцию. И все потому, что отказался прорываться из Зимнего Дворца и тем самым обеспечить равновесие в затяжном военном конфликте. У нас на него столько компромата — у тебя волосы встанут дыбом! А теперь он близок к тому, чтобы спровоцировать глобальную катастрофу. После Фолса — с тех пор как он решил стать самостоятельным — наш приятель представляет собой не что иное, как стихийное бедствие. Неважно, как там получится с Бейчеем… но удалить Закалве со сцены, вне всякого сомнения, необходимо.

Сма посмотрела в центр сенсорной полосы дрона.

— Во-первых, — отчеканила она, — не смей говорить о человеческих жизнях так, словно они имеют второстепенное значение. Во-вторых, ты, похоже, забыл про резню в трактире.

— Послушай, ты когда-нибудь разрешишь мне забыть об этом?

— Надеюсь, ты догадываешься о последствиях, если ещё раз предпримешь нечто подобное?

— Дизиэт, неужели тебе пришло в голову, что я могу убить Закалве? Это просто смешно.

— Я тебя предупредила. — Она не сводила глаз с экрана. — У нас есть приказ.

— У нас нет приказа, Сма, а есть план действий.

— Так вот, по этому плану мы забираем господина Закалве и везём его в Вуренхуц. Если ты на каком-нибудь этапе выразишь своё несогласие, тебя заменят.

Скаффен-Амтиско секунду помолчал, потом медленно произнёс:

— Сма, неужели ты думаешь, что я могу его убить? Мне обидно это слышать, и только одно тебя оправдывает — мы оба взвинчены. Впрочем, если это преследование будет продолжаться, то нас обоих исключат из игры — и Закалве проснётся на «Ксенофобе» или «Гравитации» в полном недоумении по поводу происходящего. — Дрон умолк, а через несколько секунд сообщил: — Похоже, он следует к тем экваториальным островам, половина которых принадлежит лично ему.

Дизиэт молча кивнула, продолжая наблюдать за ползущей впереди субмариной.

Через девять часов субмарина всплыла неподалёку от одного из атоллов; к берегу направилась небольшая надувная лодка. Сма и дрон внимательно следили за тем, как одинокая фигура пересекла залитый солнцем пустынный пляж и направилась к невысокому зданию из ослепительно-белых плит — судя по всему, элитному отелю. Что касается подлодки, то она сразу же ушла под воду и легла на курс — обратно к порту.

— Чем занимается Закалве? — поинтересовалась Дизиэт после того, как объект их наблюдения пробыл в отеле минут десять.

— Прощается с девушкой.

— И это все?

— Похоже, он прибыл сюда только ради этого.

— Почему бы не воспользоваться самолётом? — удивилась Сма.

— Здесь нет взлётно-посадочной полосы, да и вообще в этих местах запрещено активное перемещение какого-либо транспорта. Гидроплан, судя по расписанию, будет только через пару дней. Нет, субмарина — это действительно самый быстрый способ…

Дрон умолк.

— Скаффен-Амтиско, ты не уснул? — напомнила о себе Сма.

— Ну, — медленно произнёс тот, — эта шлюшка только что расправилась с массой драгоценностей — в ярости топтала их ногами — и разнесла в щепки несколько ценных антикварных предметов из меблировки комнаты, а теперь валяется в постели и ревёт в три ручья. Закалве уселся посреди комнаты на пол с внушительным бокалом спиртного и говорит следующее, цитирую: «Ладно, так и быть: если это ты, Сма, то приходи — поболтаем».

Дизиэт внимательно изучала на экране изображение маленького острова — зелёная лепёшка на голубой поверхности океана.

— Знаешь, — вздохнула она, — так хочется его убить…

— Становись в очередь. Желающих более чем достаточно. Всплываем?

— Всплываем. Пойдём, повидаемся с этим мерзавцем.

Глава X

Свет — но не очень сильный. Тяжёлый, спёртый воздух и сильная боль — по всему телу. Хотелось кричать, корчиться от этой нестерпимой боли, но не было сил, чтобы сделать вдох или просто пошевелиться. Внутри медленно росла и поднималась тень — тёмная, всепоглощающая, способная уничтожить всякую мысль… Он потерял сознание.

Свет — но не очень сильный. Ещё должна быть боль, но теперь она казалась незначительной, не стоящей внимания. Просто надо относиться к ней по-другому, только и всего. Интересно, откуда взялась эта мысль — неужели его научили думать именно так о боли? О любой боли?

Внезапно всё, о чём он думал, обрело особый, странно метафорический смысл. Боль, например, стала бескрайним океаном, и он дрейфовал по его волнам. Тело казалось ему городом, над которым довлела неприступная крепость — его мозг. И внутри этой цитадели он по-прежнему обладал неограниченной властью. Что касается той части его сознания, которая продуцировала всевозможные сравнения, то она была похожа… Внезапно обнаружилось, что придумать подходящее сравнение очень трудно!.. Ну, хорошо, сравним её с волшебным зеркалом. Последняя метафора далась с трудом, отняла последние силы, и он снова скользнул в бездонную темноту.

Свет был здесь и раньше, не так ли?