Выбор оружия

— Попробую это пережить, — отозвался он и выключил освещение.

В сгущающейся темноте вспыхивало красным при каждой затяжке лицо курившего трубку мужчины. Тем не менее Эренс заметил отрицательный жест, когда протянул трубку с наркотиком своему соседу, и пренебрежительно фыркнул.

— Тебе следовало бы стать раскованнее, друг мой. — Кресло тихо скрипнуло: очевидно, Эренс решил устроиться поудобнее. — Слови кайф, тогда легче будет поделиться своими проблемами.

— Какими проблемами?

Он увидел в темноте, как его сосед качает головой.

— Нечего прикидываться, на этом корабле нет таких, кто не убегал бы от собственных проблем — поэтому и выбрали такой способ путешествия.

— А-а, так я вижу перед собой местного психотерапевта?

— Да пошёл ты! Никто ведь не вернётся из этого путешествия… не вернётся домой. К тому же половина наших родственников и знакомых, вероятно, уже умерли, а остальные последуют за ними, когда мы доберёмся до места назначения. Так как мы никогда больше не увидим знакомые лица… да и вообще не увидим собственный дом, планету… следовательно, должны существовать чертовски важные и чертовски скверные причины для того, чтобы превратиться в бесчувственное тело и отправиться в таком виде куда подальше. У всех нас имеется повод от чего-то или кого-то бежать…

— А может, некоторые из присутствующих здесь просто любят путешествовать?

— Чушь, путешествовать так не любит никто!

— Ну и ладно. — Закалве пожал плечами.

— Нет, давай, чёрт побери, поспорим.

— Я не верю в споры.

Закалве смотрел в темноту и видел прямо перед собой огромный линейный корабль — судно чётким силуэтом высилось на фоне сумеречного света, но не было застывшим, мёртвым — все его закованные в броню палубы источали явную, нарастающую с каждой секундой угрозу.

— Ну, ты даёшь! — искренне удивился Эренс. — А я-то считал, равного мне по степени цинизма отыскать невозможно.

— Это не цинизм, — спокойно ответил он. — Просто мне кажется, что люди переоценивают значение споров. Им просто нравится слышать собственные речи.

— Спасибо, просветил.

— Не стоит благодарности. А если тебе действительно интересны мои соображения на этот счёт…

— Давай-давай!

— Большинство людей не готово… не хотят изменить своё мнение. — Он следил за тем, как медленно поворачивается перед ним тёмное пространство космоса, усеянное звёздами (Эти звезды тоже взорвутся когда-нибудь, напомнил он себе). — Думаю, в глубине души они отдают себе отчёт, что другие люди точно такие же. Вот почему споры провоцируют вспышки гнева, ведь спорщики не слышат друг друга, да и не пытаются услышать — настолько незначительными кажутся им доводы другой стороны.

— Если твои рассуждения не циничны, что же тогда ты понимаешь под цинизмом? — фыркнул Эренс.

— Я думаю так: то, во что люди верят, они и считают правильным. — В его голосе слышалась горечь. — А доводы, утверждения… словом, то, о чём можно спорить, появляется позже и, в сущности, не имеет смысла. Именно поэтому спор нельзя выиграть…

— Так что же ты предлагаешь, профессор, взамен этих бессмысленных с твоей точки зрения споров?

— Соглашаться… не соглашаться, — Закалве тихо усмехнулся. — Или драться.

— Драться?

— А что ещё остаётся? — пожал он плечами.

— Например, переговоры…

— Переговоры — это способ прийти к какому-то выводу, а это невозможно, так же, как одержать победу в споре.

— Значит, не соглашаться или драться — всё сводится к этому?

— Если до этого дойдёт…

Некоторое время Эренс молча посасывал трубку, пока красное свечение не потускнело, затем спросил:

— Ты ведь служил в армии, да?

Его собеседник, казалось, целиком был поглощён открывавшимся перед ним зрелищем — мерцавшими звёздами в темноте космоса, и всё же повернул голову и посмотрел на соседа.

— Думаю, так получилось, что из-за этой войны мы все служили в армии, не правда ли?

— Хм-м, — глубокомысленно промычал Эренс.

В «колесе обозрения» установилась тишина. Они оба молча смотрели, как плывут им навстречу блистающие сонмы звёзд.

Он остановился в длинном, закрученном спиралью коридоре, примерно на полпути к середине корабля; в ногах почти не чувствовалось веса, щеки немного горели из-за повысившегося кровяного давления. Цепочка красных огоньков уходила вдаль, и ему вдруг страстно захотелось увидеть кого-нибудь из спящих. Такое желание овладело им впервые, обычно он вообще не думал о штабелях замороженных людей, которые вёз корабль. Его проинструктировали, как обращаться с этими выдвижными ящиками, после того как он добровольно согласился нести вахту, причём сделали это дважды. Включив фонарь скафандра, он выдвинул пульт управления ящиком. Осторожно, одним пальцем, не снимая перчатки скафандра, набрал код, который, по утверждению Эренса, отключал корабельную систему слежения. Рядом с красным зажёгся голубой огонёк; красный горел по-прежнему — если бы лампочка замигала, это свидетельствовало бы о сбое, и судно немедленно отреагировало бы на сигнал.