Выбор. Стратегический взгляд

Центральный вопрос третьих «Великих дебатов» о национальной безопасности Америки – как опознать угрозу? Ответ во многом зависит от истолкования того, с кем происходит противостояние. Поэтому его интерпретация представляет собой не просто интеллектуальное упражнение, а стратегически важное действие, у которого есть несколько аспектов. Определение угрозы должно стать трамплином для мобилизации усилий государства. На основе его предстоит выявить, что именно поставлено на карту, а также не только обнаружить сущность угрозы, но и хотя бы отчасти уловить ее сложную природу. Оно должно позволить провести разграничение между неотложными и более долгосрочными задачами. И наконец, такое определение поможет выявить долговременных союзников, временных партнеров, скрытых оппонентов и открытых врагов.

Поскольку в Америке демократия, определение угрозы должно быть понятным обществу, чтобы то было готово выдержать материальные лишения, необходимые для отражения опасности. Для этого нужны ясность и конкретность, хотя при этом возникает соблазн прибегнуть к демагогии. Мобилизовать общество на длительное напряжение сил проще, если угрозу персонифицировать, идентифицировать как зло и тем более создать ее тиражируемый стереотип. В человеческом бытии, и особенно в международной жизни, ненависть и предубеждение несут значительно более мощный эмоциональный заряд, чем сочувствие или привязанность. Кроме того, эти отрицательные чувства легче поддаются выражению, чем значительно более близкая к истине картина неизбежно сложных исторических и политических мотиваций, сказывающихся на поведении государств и даже террористических группировок.

Ход публичных дебатов, развернувшихся в Соединенных Штатах после 11 сентября, подтверждает эти соображения. Внимание общества в той мере, как это отражают выступления политических лидеров и редакционные статьи в ведущих изданиях, в основном сосредоточилось на терроризме как таковом, на его природе, неустанно ассоциируемой со злом, и на пресловутой личности Усамы бен Ладена, приковавшей к себе всеобщее внимание. Президент Буш проявил склонность трактовать угрозу чуть ли не в богословских терминах (вероятно, в силу своей религиозности), рассматривая ее как схватку между «добром и злом». Он даже воспользовался ленинской формулой «кто не с нами – тот против нас» – принцип, всегда импонирующий взбудораженной общественности, но несущий в себе черно-белое видение мира, игнорируя все те оттенки серого, в которые окрашено большинство глобальных дилемм.

В претендующих на более высокий интеллектуальный уровень обсуждениях событий 11 сентября чаще всего указывалось в неопределенно-обобщенной форме на исламский образ мышления, изображавшийся религиозно и культурно враждебным западным (и особенно американским) представлениям о современности. Конечно, администрация США благоразумно старалась не отождествлять терроризм с исламом, всячески стараясь подчеркнуть, что на ислам как таковой вина не возлагается. Но некоторые сподвижники оказались не настолько щепетильны в таких нюансах. Они довольно быстро инициировали кампанию, в ходе которой обществу внушалось: вся исламская культура настолько враждебна Западу, что неизбежно подпитывает террористические нападения на Америку. При этом старательно избегались обсуждения проблемы выявления реальных политических мотиваций, стоящих за феноменом терроризма.

Почти теологический подход президента Буша обладал, помимо политически-мобилизующего эффекта, дополнительным тактическим достоинством – объединить в одной простой формуле несколько источников угрозы, вне зависимости от того, связаны они между собой или нет. Произнеся в начале 2002 года свои знаменитые слова об «оси зла», президент риторически смешал воедино независимые проблемы, инициируемые Северной Кореей для стабильности в Северо-Восточной Азии, Ираном с его масштабными амбициями в районе Персидского залива, а также оставшиеся от незавершенной кампании 1991 года против иракского правителя Саддама Хусейна. Тем самым зловещие дилеммы, создаваемые стремлением этих государств обзавестись ядерным оружием, оказались за общей ширмой морального осуждения трех конкретных, но не объединенных союзом режимов (два из которых, по сути, считают друг друга врагами) и привязаны к пережитому только что американским народом болезненному опыту непосредственного столкновения с терроризмом.