Мужик с усами откровенно улыбался, глядя на меня. Я смутилась, поставила плошку на стол и, даже, отодвинула ее немного. Типа — вы пироги ели — я мед, какие претензии?
— Ну, гостья, скажи, чем тебя обидели, что ты есть отказалась?
— Гостья?! Неделю не мытая, служанка не разговаривает, что с саргом — неизвестно, может быть их уже казнили всех? Вещи мои непонятно где, даже руки занять нечем, там у меня вязание было, я чуть с ума от безделья не сошла… не так гостей содержат, лацита тиргус, не так!
Старик выслушал все мои тирады совершенно спокойно, медленно повернулся к сыну, поднял руку и постучал ему пальцем по лбу:
— Вот, Сейд, сам убедись! Хоть рава, хоть не рава, а ежели баба — то завсегда — дура! И ежели занятия у нее нет, то такого придумает — аж удивишься! Так что ты слушай, что отец-то говорит, слушай!
— Отец, да ведь она — иноземка. Видишь, говорит — мыться не давали. Селянка бы и не заметила. А так — напугали ее зря только, да и все. Откуда ей знать, как положено?
27.
Провожал меня в мою комнату этот самый сын. Титул сына лацита тиргуса — тирг.
Пробы консервов назначили на завтра.
Слово «девка» — вовсе не хамское обращение, а социальный статус сельской молодой и незамужней девушки.
Но мне пришлось сказать, что я вдова. Вряд ли идею развода здесь бы одобрили. А так — все просто. Молодая вдова, после смерти мужа переезжала на корабле к родне, да и попала в шторм.
— Тирг Сейд, а почему сразу то было не попробовать консервы? Зачем говорили, что казнят?
Он смешно замялся…
— Так это… Ну, шутка дурацкая такая…Но кто же подумать то мог, что вы все всерьез воспримите, рава Лейна?! Ваши вон, из сарга-то, сидят спокойно, ожидают, когда пробы снимать будем.
— Так зачем ждать-то?
— Рава Лена, откуда бы мы узнали, что это и правда может храниться долго? Вот вы говорите — всю осень и зиму, значит за девятину точно ничего не случится с продуктами.
— А закрыли меня зачем? И служанка на вопросы не отвечала — почему?
Он серьезно посмотрел на меня и сказал:
— Ты, рава Лейна, где умная-умная, а где — как ребенок… Отца дважды отравить пытались. Это ведь крепость рава, а не бабий сход. Не так просто яд пронести и подсыпать, а ведь смогли. Матушка моя тогда погибла… И слуг шесть человек… Да еще потом казнить пришлось троих. А уж сейчас, когда семья получила статус «лацита» — все проверяется. И вас проверяли. И не шутка это, что сами будете первые пробовать… Конечно, никто не подумал, что отравители вот так, на дурнинку, толпой явятся. Но и без присмотра вас оставлять нельзя было. Сельчане твои тоже в комнате под замком. И уж тут не обижайся, но просто так дать по замку чужим людям ходить — великая глупость!
— Но ведь можно было объяснить все! Вещи бы мои принесли — я бы хоть для рук работу нашла. Переодеться бы было во что, вымыться я хочу!
— Прости, рава, вот тут не поняли, что ты к такой жизни непривычная. Мужики твои безо всякого умывания спокойно себя чувствуют. А объяснять — так даже в голову никому не пришло, хотя я отцу и говорил, что ты — необычная селянка.
Смешно и грустно получилось… Но особой злости я уже не испытывала. Разница в менталитете — на лицо. Говорить с бабой никому в голову не пришло. И вовсе служанка не доносила, что я не ем. Просто, когда разговаривали с саргом, все мужчины дружно сказали, что и задумка моя, и делала все я. Вот тогда кормилица Сейда, Дайма, и узнала, что гостья уже который день не ест и даже не пьет. Залюбопытствовала на меня глянуть. Потому и пригласили меня к лацита тиргусу побеседовать.
Ну, и служанке и служивому нагорело. Ее отправили в курятник, раз уж ума нет. А ежели бы гостья, то есть я, померла?
Сейд проводил меня до комнаты, сдал под охрану новому вояке и сказал:
— Сейчас распоряжусь, рава Лейна, принесут тебе вещи твои и воду согреют — помыться. И служанку другую подыщут, я уже Дайму просил. А вещи, уж не взыщи — обыщут. В замок не все можно проносить. Но ты не волнуйся, рава — ничего не возьмут оттуда. За воровство карают сурово.
Поклонился и ушел.
Остаток дня я мылась, долго сушила волосы, отдала новой служанке белье — постирать. И сидела у окна — вязала. Больше заняться было совершенно нечем.
Пробу проводили в большой, светлой комнате. Я была ужасно рада увидеть всех участников сарга живыми и здоровыми! Да и они искренне обрадовались и разулыбались, завидя меня.
Больше всего эта проба походила на обычную презентацию.
За длинным столом сидели лацита тиргус, его сын и еще несколько мужчин. Принесли все, что я просила. Я открыла банку с молоком, плеснула всем участникам сарга по небольшой порции, сама с удовольствием выпила и облизнулась.
Мужчины смотрели с любопытством.
— Вот такое молоко удобно брать с собой для каши утренней. Оно очень сгущеное, потому его обязательно нужно разводить с кипяченой водой. Иначе живот может разболеться.
— От доброй еды брюхо не болит! — высказался один из мужиков. Был он рыхлый, полный, какой-то обрюзгший. Не похож на военного. Они, даже когда в теле — плотные, сбитые. Да и одет по другому, хоть и дорого.