Веслава Мачек злилась сама на себя. Купленная ею на базаре картошка оказалась препаршивая: вся с плесенью и черными глазками. Веслава с хирургической точностью орудовала картофелечисткой, пытаясь вырезать из каждой картофелины хотя бы маленький кусочек, пригодный для употребления в пищу. “Захотела сэкономить два гроша за килограмм, – думала она, соскребая выросшую на картофелине поросль, – черт дернул, нет чтобы у Малиняковой купить как обычно. Вот и получила, упахаюсь тут, как дура, а потом еле-еле на кастрюлю наберется”. Только она подумала, что с чисткой покончено, как нашла очередное синее пятно. Веслава тихо выругалась и поправила очки тыльной стороной ладони.
– А я говорил, надо макароны варить, – прокричал ее муж Гжегож из смежной с кухней гостиной. Телевизор показывал какой-то сериал, но Гжегож его не смотрел, а решал кроссворды.
– Так, не нервируй меня. Лучше помоги.
– А что нужно?
– Обед приготовить.
– Ну скажи, чем помочь.
Веслава вздохнула. Тридцать лет в браке, а как будто с ребенком разговаривает.
– Достань мне мясорубку. Ту итальянскую, от тети.
– А где она?
– А ты как думаешь? В холодильнике?
– Чего ты взъелась? Я спрашиваю, потому что ею не пользуюсь.
– Вот поэтому и взъелась. – Бульк, чищеная картофелина плюхнулась в кастрюлю. Разложенную на полу газету покрывали очистки, виднелась только часть заголовка: “СУД ДУБЛЕРОВ ИГНОРИРУЕТ”[48]
. Что именно игнорирует, она уже не помнила, и кому это вообще интересно. – Большой ящик, слева. Потом возьми мясо из раковины и проверь, до конца ли оно разморозилось.– Вроде разморозилось.
– Тогда начинай крутить.
Гжегож выполнил поручение. Заскрипела ручка мясорубки, и с влажным чавканием из дырочек полезло мясо, розово-белые червяки.
– Как там на работе? Есть что-нибудь интересное?
– Вообще-то есть. – Веслава полезла рукой в мешок за следующей картофелиной. – Священника мне привезли.
– От чего умер?
– Сердечный приступ. Во время диализа.
– Небось в частную клинику ходил? Вот дурные люди. Думают, если они заплатят и не будут в очереди сидеть, значит, и медицина будет лучше. – Гжегож, который всю жизнь проработал медбратом в больнице на улице Банаха, терпеть не мог платные клиники. – Там время – деньги, вот они и гонят, лишь бы побольше пациентов пропихнуть, и не смотрят, хорошо ли те себя чувствуют или плохо, просто сразу за дверь и “следующий”.
– Ты не увлекайся. В данном случае прибор виноват.
– О! А что случилось?
– Сбились настройки ультрафильтрации. – Веслава отряхнула руки от песка. – Вывел из него больше пяти процентов жидкости, и сердце не выдержало.
– А они что, его не мониторили?
– Мониторили, мониторили. Вот только на экранах все было в полном порядке, они спохватились, когда уже поздно было.
– Небось новый прибор, да? Пихают всюду свою электронику, а потом удивляются, что что-то ломается. Все, я фарш прокрутил. Теперь что?
– Теперь что, теперь что… – Веслава встала, собрала очистки с пола. – Прибери за собой, Гжесек.
– Да приберу, приберу. О, слушай… Африканская столица на “л”, шесть букв?
– Хм… Луанда.
– Точно, Луанда! С языка сняла!
Мусака вышла вкусная, как всегда. С той поездки в Грецию (четыре года назад Гжегож несколько месяцев уламывал ее на такие траты) они готовили ее по меньшей мере раз в неделю. Мусака идеально сочеталась с красным вином, даже с самым дешевым. После ужина они уселись на диване с книжками, грызли козинаки, и тут Веслава Мачек вспомнила, что еще она собиралась рассказать об умершем священнике. У святого отца не было уже никого из родственников, но на опознание приехала его приятельница: Барбара Липецкая-Бучек.
Забавное стечение обстоятельств.