Выбор жанра

Знает молодой человек в самом заднем ряду. Приличный, вежливый. Мало говорит, больше слушает. Иногда достает узкий черный блокнот и делает пометку. При нем языки не распускали. Он докладывает:

— Ирма Скудра. Референт иностранной комиссии Союза писателей Латвии. Тридцать один год. Не замужем. Детей нет. Живет в Риге.

Захарченко:

— Черт бы их побрал, этих прибалтов! Суют в группы кого попало!

Молодой человек:

— В совершенстве владеет немецким языком.

Захарченко:

— Как?!

Пауза.

Ряшенцев:

— Жрать охота.

Захарченко (Ежову).

— Вот! А вы — заблудилась! Как можно заблудиться со знанием языка? Я вас спрашиваю, вас: как?!

Ежов:

— Не заблудилась? А что?

Пауза.

Гид:

— Товарищи, вы куда?

Я:

— Покурить.

Гид:

— Курите здесь.

Зоя В.:

— Ну вот еще! И так дышать нечем!

Гид:

— Не отходите от автобуса! Чтобы я всех видела!

Вместе с курильщиками вышел Миша Каминский. Его сборники повестей и рассказов никогда событием не становились, впрочем — как и мои, но в нем обнаружились другие таланты. В конце перестройки он создал при «Советском писателе» кооператив, который со временем превратился в процветающее издательство «Олимп». Он не курил, просто решил размяться и подышать свежим воздухом.

Я спросил:

— Как тебе это нравится?

Он пожал плечами.

— Мне везет. Как-то был в Италии, так один драматург свинтил. Правда, из гостиницы, а не из автобуса. Но тоже шороху было!

Когда мы вернулись на свои места, шорох набирал обороты.

Захарченко:

— Наталья Викторовна, вы жили в одной комнате с Ирмой. Неужели не замечали ничего подозрительного?

Наталья Викторовна:

— Ну, жила, жила. С кем поселили, с тем и жила. С какой стати мне за ней шпионить?

— Никто не говорит про шпионить! Но вы с ней общались больше, чем мы. Вы же писательница, должны быть наблюдательны. Какая она?

Наталья Викторовна:

— Какая, какая! Никакая. Вежливая, аккуратная.

— И это все?

— Все.

— Вот такая вы и писательница!

— Василий Дмитриевич, заткнитесь, пожалуйста. А то я скажу, какой вы сценарист!

— Ну, скажите, скажите! Какой?

— Говенный! Только жопу лизать умеете. Но, как оказалось, не ту.

— Ну, знаете! Я не желаю с вами разговаривать!

— И не разговаривайте. Я об этом и попросила!..

Наталью Викторовну приняли в СП недавно. До этого она много лет работала старшим редактором в издательстве «Современник». С ней произошло то же, что со многими редакторами, вынужденными править и переписывать «секретарскую» прозу. Невольно рождалась мысль: «Господи, какое говно! Я не могу не хуже!» Попробовала. Получилось не хуже. Ее рассказы иногда печатала «Литературная Россия», потому что никому не хотелось портить отношения с редактором «Современника», вдруг пригодится. Понемногу рассказов набралось на сборник. Потом на второй. С двумя книжками уже принимали в писатели. Превратившись из влиятельного редактора в рядового члена Союза писателей, она не утратила высокомерно-презрительной манеры разговаривать с авторами.

Час сорок.

Ряшенцев:

— Жрать охота.

Зоя В.:

— Наташа, не возникай. Ты больше нас общалась с этой Ирмой. Вспомни, что она покупала?

— Ничего.

— Совсем ничего?

— Совсем.

Захарченко:

— Наводит на размышления!

Наталья Викторовна:

— Нет, вру. В Кельне купила туалетную воду «1247».

— Вот как? Это же безумно дорого! Маленький флакон — сорок марок! Больше ничего не покупала?

— Однажды клубнику. В плетеной такой коробочке. Угостила меня. С виду очень красивая, а вкуса никакого.

Зоя В.:

— Три марки!

Я не выдержал:

— Кончайте, нашли о чем говорить! Я тоже покупал клубнику. И что?

Захарченко:

— А вы помолчите! А то мы поинтересуемся, на какие это шиши вы с женой шляетесь по стрип-барам!

— Да не шлялись мы по стрип-барам! Один раз зашли и сразу вышли.

— Рассказывайте-рассказывайте!..

Похоже, стрип-бар вошел в мой послужной список. А между тем я не врал. Это было два дня назад в Гамбурге. Мы с женой откололись от коллектива и отправились на Репербан в Санкт-Паоло — районе, где нет никаких табу, как было написано в путеводителе. Конечно, на эту самую развратную улицу мира нужно приходить вечером, но вечером группу ждал поезд. Пошли утром. Знаменитый Репербан был похож на московскую барахолку в конце дня: груды мусора после бурной ночи, все закрыто, работают только редкие секс-шопы и единственный, похоже, стрип-бар. Возле него на нас наскочил смуглый молодой зазывала, горячо заговорил по-английски, перешел на немецкий, потом на французский, потом на итальянский. Узнав, что мы из России, радостно закричал:

— О, русские! Добро пожаловать! Заходите, будет хорошо, девочке понравится! За посмотреть деньги не берем!

Перед его напором устоять было невозможно, он буквально впихнул нас в стрип-бар. В полупустом зале было темно. На невысокой эстраде медленно танцевала не очень молодая блондинка, постепенно освобождаясь от сетей, составлявших ее одежду. На экранах нескольких телевизоров мелькали какие-то картинки, ну очень неприличные, просто ужас какие неприличные. Жена вцепилась мне в руку:

— Пойдем отсюда!

Мы выскочили из стрип-бара, как ошпаренные. И нос к носу столкнулись с нашими во главе с Захарченко.

— Так-так! — многозначительно сказал он.

Я показал на него зазывале: