Выборы в Венгрии

И я принялся за сбор биографических данных. Конечно, по штурмовскому альманаху биографию Катанги в двух словах можно бы изложить. Родился в 1848 году (на самом деле в 1846-м; но что за беда, если господину Штурму[13] захотелось на пару годочков моложе сделать человека). Учился в Кашше,[14] Будапеште и т. д. Уже дома получил блестящее воспитание — гм, совсем как Тамаш Печи![15] В парламент избран в 1884 году от округа Боронто. Член комиссии по наблюдению за соблюдением.

Вот и все, что я нашел у Штурма. Не очень-то разживешься на целое жизнеописание! Наверно, это сам Катанги продиктовал для альманаха.

Пришлось по крохам собирать о нем сведения. Так, случайно я узнал, что родом он из Шарошского комитата. Стоп! Это уже важное отягчающее обстоятельство.[16] Из другого источника выяснилось, что он довольно долго жил за границей в качестве врача. Что за черт! Катанги — врач? Кто бы подумал! Меня стала живо занимать эта постепенно выступающая из полутьмы картина. Ездивший в его избирательный округ детектив в свою очередь подбавил живописных штришков — насчет выборов, еще больше раздразнив мое любопытство. Наконец в Буде мне довелось познакомиться с одной матроной, тетей Тэркой, оказавшейся с Катанги в родстве.

Вот когда счастье привалило! Моя почтенная знакомая выложила с три короба всякой всячины — и десятой доли за глаза хватило бы. Не писать же, на самом деле, сто томов про одного Катанги!

А что еще оставалось неясного, я у Михая Варги выудил.

Сначала он ничего не желал говорить; но два серебряных форинта и ему язык развязали. Еще бы: "Эх, винцо у Ширьяи…" — и так далее. Разве тут устоишь!

А теперь, добросовестно сославшись на источники, с соизволенья муз и благословения Божия, начну жизнеописание — и потрудитесь уж верить мне на слово.

НЕ СДАВАЙСЯ, "ИПСИЛОН"![17]

Бедный венгерский джентри[18] уже столько наслушался о своей нежизнеспособности, что нет-нет да и расхрабрится с отчаяния и одним прыжком попытается догнать (а то и перегнать) опередивших его на путях житейского благополучия.

Трезвым взором наблюдая бег времен, благородные родители пришли к мудрому выводу: "Еврей ловчит, а мы не смей? Небось и у нас голова на плечах — даром что крыши дырявые.

И мы доходные местечки разыщем, и мы для деток дорогу пробьем".

И детки, еще за мамкину юбку цепляясь да пеструю фасоль перебирая на полу, уже слышат:

— Исправник — это сейчас нуль. Да и вице-губернатор тоже не фигура по нынешним временам. Даже с депутатским мандатом прогоришь, того и гляди. Разрази гром этот парламент: больше дворянских имений унес, чем дракон — невинных девушек из одевшейся в траур страны.

Ну, да ладно — венгерский дворянин тоже не промах, соображает, куда ветер дует.

И нос по ветру держит. Понемногу и дворянские отпрыски на прибыльные поприща устремились. Странно это было, особенно вначале. Как будто орел отнес своих птенцов в болото: ну-ка, детки, поплавайте наперегонки с утятами!

Межевание проводилось в конце шестидесятых годов (по крайней мере, в Верхней Венгрии большую часть имений в ту пору размежевали). Для землемеров настали хорошие времена: иные до тридцати — сорока тысяч форинтов зарабатывали.

И у наших земляков глаза разгорелись: отпрысков своих, с каким огромным «ипсилоном» ни расчеркивались, всех за синусы-косинусы, логарифмы да геометрию засадили.

— Профессия, по крайней мере, не зазорная, — рассуждали они, улещая разных чудищ в своих гербах: грифов, драконов, аистов и цапель. — Не очень, конечно, аристократичная, но и не унизительная. Тут он тоже с землей будет дело иметь, с земли доход получать, хоть и не пшеницей.

Так вчерашние помещичьи сынки вдруг все землемерами заделались. Но пока получили дипломы, землю кругом уже всю перемеряли, и добрая половина возмечтавших о земельных спекуляциях студиозусов осела небо коптить по разным канцеляриям писарями да асессорами.

Опоздали, одним словом. Ну, да ничего. Мадьяра ведь своя беда учит (он даже гордится ею, когда она уже позади). Просто «нюх» подвел. Разве все предусмотришь? Хотя тут-то заранее было ясно, что межевание не век целый будет продолжаться. Глупо учиться барана стричь (даже с золотым руном), когда его уже обдирают. Не землемером надо быть, а стряпчим. Вот стоящая профессия: пока венгры живы, и тяжбы не переведутся. И следующее поколение все в адвокаты ударилось. Но пока они в околоуниверситетских кофейнях на бильярде играли, адвокатура совершенно преобразилась: из синекуры ремеслом стала. Другие судьи пошли, другие законы, другие нравы. Раньше, бывало, присосется ходатай к имению какому-нибудь, как теленок к вымени, или даже к процессу одному, и кормится, пока не разжиреет.

А теперь нет уже ни процессов долгих, ни судей ленивых, которые и на мзду и на кривду глаза закрывают.