Вычеркнутая из жизни

Погрузив руки в его полупустые недра, Кира обнаружила свой кошелек и ключи от квартиры. Интересно, где сумка? Ладно, об этом после. В рюкзаке обнаружился термос. Кира открыла крышку: чай был теплым, и она с наслаждением выпила почти половину. Вот теперь совсем хорошо.

Она вытащила из палатки спальник, одеяло, коврик, лампу. Надо бы все это упаковать. Уложив спальник на самое дно, сверху Кира пристроила одеяло и коврик, приткнула лампу. Палатку тащить в город не хотелось. Хотя вещь это недешевая и полезная. Надо бы, конечно, разобрать ее, свернуть и уложить. Но Кира понятия не имела, как это делается. Очередная загадка. Каким образом она умудрилась установить ее вчера?!

Это не укладывалось в голове. Или она все же была не одна? Но тогда где тот (или те), кто приехал сюда с ней? Кто разложил костер? Принес дрова и ветки? Рядом валялась пустая пластиковая бутылочка из-под средства для розжига, но нигде – ни в карманах, ни в рюкзаке – не было спичек или зажигалки. Она не голодна, значит, что-то ела. Но возле костра было девственно чисто: ни остатков еды, ни пакетов, ни пластиковой посуды. Ничего. «Видимо, я с вечера все прибрала, а мусор просто выкинула. Вот только куда? Может, в воду?» – с трудом приписывая себе такой возмутительный поступок, подумала Кира.

Она долго стояла и смотрела на озерную гладь. Вопросы множились, ответов не было. Кира взглянула на телефон. Саша уже почти час в дороге. Скоро приедет. И в этот момент, как это часто случалось, ожил мобильник. Они чувствовали друг друга. Кира много раз замечала: стоило ей подумать про Сашу, как он звонил. И Саша говорил, что с ним это тоже постоянно происходило: когда он думал о жене, раздавался ее звонок.

– Кирюха, – громко проговорил Сашка, – как ты там?

– Робинзоню понемногу.

– Вроде ожила! – По голосу было слышно, что он улыбается.

– Ага. Только тошнит немножко.

– Это-то как раз естественно в твоем положении.

– Что ты имеешь в виду? – удивленно спросила Кира.

– То, что тебя уже месяца три как тошнит! – радостно произнес Саша.

– Саш, что значит «в моем положении»? Что у меня за положение такое? – боясь поверить, спросила она.

– Кирюша, ты что, забыла? Мы же с тобой беременные! Рожаем в августе! – ликующе прокричал Сашка.

– О, Господи… Как же… Боже мой, я беременна! – прошептала Кира, физически ощущая, как все ее существо наполняется доселе невиданным счастьем. – Ты уверен? Точно уверен? Почему же я ничего не помню?!

– Уверен, уверен, не сомневайся! Может, твоя амнезия как раз поэтому: ну, гормональный взрыв и все такое…

Он что-то говорил, но Кира его не слушала. Она задрала куртку и восхищенно уставилась на свой живот. Теперь это домик для малыша! Ее собственного малыша!

– Ура!!! А-а-а! – вне себя заорала Кира, и ее дикий торжествующий вопль пронесся над сизой гладью озера. – Я беременна! БЕ-РЕ-МЕН-НА!

– Тише, тише! Угомонись, хватит уже, – хохоча, уговаривал Саша.

– Абсурд какой-то! – немного успокоившись, проговорила она. – Как могло случиться, что я этого не помню?

Сашка осторожно молчал. Боялся сказать что-нибудь не то.

– Ты не волнуйся, Кирюха. Наверное, стресс. Постепенно все вспомнишь, никуда не денешься.

– Приезжай быстрее, – снова попросила Кира, – ты еще далеко?

– Надеюсь, скоро буду. Я эту дорогу не знаю, но навигатор…

«Разберусь! К тому же у меня навигатор!» – яркой лампочкой вспыхнули в голове у Киры непонятно кем произнесенные слова. Вспыхнули и погасли.

– Что ты сказал, Саш? Я не расслышала.

– Говорю, приеду – позвоню. Жди звонка, Кирюха!

Саша увез Киру из Кара-Чокыра через полтора часа. Приехал, оставил машину у обочины и на лыжах двинулся вызволять жену. Она уже ждала его, подпрыгивая от нетерпения.

Он помог Кире вскарабкаться на поляну и встать на лыжи. Взвалил на плечи ее рюкзак, и они заскользили вперед. С каждым шагом берег озера оставался дальше. Таял его тихий плеск, и Кира чувствовала себя все лучше.

«Наверное, ночью шел снег», – подумала она. Заснеженную поляну пересекала единственная лыжная дорожка – Сашкина. Никаких следов того, как она сама попала на берег озера накануне, не осталось.

Палатку они с Сашей так и оставили стоять на одиноком голом берегу. Кира категорически отказалась брать ее в город. Смутная, необъяснимая, но твердая уверенность: оранжевый шатер должен остаться здесь. Кира не стала говорить этого вслух, но палатка почему-то напоминала ей кокон, из которого она выпорхнула, как бабочка. Теперь кокон пуст.

Стоя возле машины, наблюдая, как муж засовывает в багажник лыжи и рюкзак, Кира тихонько погладила «Форд» по гладкому темно-синему боку. У нее возникло смутное ощущение, что некоторое время назад автомобиль был какого-то светлого цвета. Чувство быстро растаяло, и Кира не успела толком осознать его. Подошла к Саше, обняла его и прижалась головой к его груди.

– Папочка, – с наслаждением проговорила она.

– Мамочка, – откликнулся он, целуя ее в макушку.

Кира и Саша постояли, обнявшись, потом сели в машину и уехали из Кара-Чокыра, чтобы больше никогда сюда не возвращаться.

Они ехали домой. Они были вместе. И все было хорошо.

Эпилог