Выгодная смерть

Так заканчивается интервью председателя Национальной гильдии кинокритиков по поводу последнего демарша Де Витиса - запрещения фильма о скандальных любовных похождениях некоего угрюмого философа; и Конти, которому поручено подобрать все документы для постановления по данному делу, не может не согласиться с кинокритиком. И не в фильме тут суть - проработав не один год, Конти и не такого навидался. И уже не жалуется, как вначале, на уйму бесполезной работы - на рассылку инструкций машинисткам, секретарям, курьерам, в полицейские участки. Этим сопровождается каждое новое постановление прокуратуры - о принятых мерах надо оповестить всю Италию. Нет, тут дело в другом: представитель власти, как бы он ни проштрафился, как бы явно ни проявил свою бездарность и некомпетентность и никогда не будет осужден и наказан за это. Напротив, весь аппарат встанет на его защиту, даже под угрозой развала самого аппарата. Самое большее, чем рискует Де Витис со своими донкихотскими замашками, - это повышение в должности. Да, только перемещение на высокий пост - скажем, государственного советника или члена Верховного суда - может избавить прокуратуру от оскандалившегося шефа. При том, что Конти знает теперь о Де Витисе, такая перспектива вызывает у него нестерпимую тошноту. Но не от безнравственности происходящего. А скорее, от тягостного сознания собственной беспомощности, сознания, что он вынужден подчиняться правилам игры, в которой обречен на второстепенные роли.

За чтением он машинально водит по бумаге карандашом, вычерчивая какие-то линии и квадраты, на первый взгляд лишенные всякого смысла, и вдруг, на мгновение вернувшись к действительности, замечает, что незаметно для себя набросил нечто похожее на план дома. Он знает этот дом, бывал в нем и раньше, и совсем недавно, и имеет о нем совершенно четкое представление.

Забыв обо всем на свете, он тщательно обводит едва намеченные части чертежа, заштриховывает помещения, где он пока не ориентируется, прорисовывает контуры, уточняет пропорции, вспоминает и мысленно измеряет даже местность вокруг дома - подъездные аллеи, газоны, клумбы, ограду и ворота, пока не убеждается окончательно: перед ним план виллы Де Витиса.

Не хватает, правда, нескольких коридоров, хозяйственные помещения нарисованы наугад, да и некоторые давние воспоминания, возможно, не совсем точны, но в целом чертеж сделан верно. Сопоставив старые впечатления с новыми, он приходит к выводу, что стена, у которой стоит бюро, граничит со спальней, куда много лет назад уединилась Луиза.

В подтверждение этого он принимается чертить план столовой: вот тут Стоит обеденный стол, тут буфет, а там великолепный "будь", как называл его Де Витис; теперь видны все предметы обстановки и расстояния между ними. И, вспомнив, что слева от бюро висит роскошная драпировка из тяжелого шелка, он с замиранием сердца понимает - за драпировкой скрывается дверь, через которую прошла тогда Луиза.

Дома он сделает увеличенную копию этого чертежа, по возможности, даже в масштабе. Найдет предлог снова посетить это гнусное место, осмотрит дом снаружи, разыщет его проект и план в муниципальном архиве. Так или иначе, сомнений больше нет: Де Витис вмонтировал в бюро оптический прибор, позволяющий украдкой следить за обитателями соседней квартирки, и если, как утверждает агентство, квартирка уже занята, значит, нынешний сезон в ней будет загорать Луиза.

Между прочим, когда они собирались уходить, Де Витис, не стесняясь его присутствия, с невероятной наглостью пригласил в гости Луизу, как бы завершил этим их разговор, начатый тет-а-тет:

- Приезжай, когда захочешь, поняла? Ты мне нисколько не помешаешь, я же всегда торчу в прокуратуре, а здесь все осталось, как было.., как было тогда...

И смотрел на нее сальными глазками, а она в такой унизительной ситуации улыбалась, пристально глядя на него. Бесстыжая.

Конечно, дело тут нечисто. И где она смогла бы за эти дни так загореть, если не в том самом месте, где загорала много лет назад. Не зря же она не показывается ему голой, каждый раз придумывая новый предлог; а загорать и Бог весть чем еще заниматься она ездит в дом Де Витиса, он заподозрил это еще в агентстве.

С тех пор как они в Специи, он ни разу не видел ее голой, при его появлении она всегда успевает накинуть ночную рубашку, халатик или пижаму, а раньше не упускала случая продемонстрировать свое тело во всей его самодовольной красе. Вот почему она не пожелала поселиться за городом: ей уже было приготовлено укромное местечко в Портовенере.

Выходит, они с тех пор не теряли друг друга из виду, выходит, он стал их игрушкой, и дома, и на работе.