Выгодный риск

Одним движением смахнув хлебные фишки и восковой шарик, Кирилл Макарович вскочил и стал ходить кругами вокруг стола. Пока не замер перед Пушкиным.

– Или полная чепуха, или Валерия слишком многое от меня скрывала, – сказал он. – У меня не умещается в сознании то, что вы рассказали… Валерия… Булавки… Лазарев… Как я скажу об этом отцу? Он упечет меня в сумасшедший дом… Я не знаю, что тут сказать… Ну за что убивать Валерию?

– Логичное объяснение: в мужском костюме ее приняли за вас, – ответил Пушкин, вставая. Ему было жаль, что игра оборвалась, хоть начинай сначала. – Не следовало играть в «Гусика»…

Кирилл Макарович с раздражением мотнул головой:

– Да о чем вы говорите? При чем тут «Гусик»?

– Риск затягивает, господин Алабьев… Лазарев рискнул сделать предложение вашей сестре – и получил кипяток в лицо. Валерия рискнула – и погибла. Я обещал вам, что найду баронессу фон Шталь, но след ее простыл. Она исчезла…

– Уехала?

– Ее увез ваш отец. После этого он вернулся в гостиницу «Континенталь», забрал чемоданы и уехал…

Поймав пуговицу на воротнике, Кирилл Макарович стал застегивать ее трясущимися руками, как солдат перед расстрелом.

– Простите, господин Пушкин, это полная чушь.

– Его фамилия в списке постояльцев гостиницы.

– Отказываюсь верить…

– Как вам угодно. Госпожа Алабьева вяжет шарфы?

– Что вы! Не берет ни спиц, ни иголки в руки… Любит рисовать на пленэре…

– Кто в вашей семье носит вязаный шарф?

– Матвей любит замотаться до самого носа… В прихожей на его пальто висит…

В гостиную вошла Лидия Павловна и кивнула Пушкину, как старому знакомому. Старый фартук кухарки на ней выглядел как лохмотья. Зато ногти были длинные и ухоженные.

– Кирилл, что случилось?

– Лерочка погибла, – ответил он и зажал рот, чтобы не разрыдаться.

Кажется, известие не слишком опечалило Лидию Павловну. Скорее для приличия она выразила, какое горе их постигло.

– Простите, мне надо вернуться к ребенку, – сказала она и быстро вышла.

– Отпустили кухарку? – спросил Пушкин.

– Нельзя было отказать на Масленицу… Господин Пушкин, найдите того, кто убил сестру…

– Вы не постоите за ценой?

В этот раз Кирилл Макарович не повторил ошибку делового человека.

В прихожей Пушкин напомнил про шарф. Кирилл Макарович обыскал вешалку, но ничего не нашел.

– Не пойму, куда делся, – проговорил он в сомнениях. – Может, кто-то из гостей прихватил по ошибке…

…В метель Пушкину повезло: нашел заметенного метелью извозчика. И глубокой ночью добрался до тетушки.

Месье Жано великолепно проводил время. Заявил, что ничего более вкусного и тонкого, чем блины Дарьи, не ел в своей жизни. Это что-то фантастическое. Найти на домашней кухне такой образец вкуса – невероятно. И все в таком же духе…

Восторг француза был изрядно подогрет домашней настойкой, которую Агата Кристафоровна не жалела. Она старательно заглядывала в лицо племяннику, чтобы разобрать хоть что-то. Племянник был скучен и непроницаем. Как обычно.

– Знакомство с баронессой фон Шталь придется отложить, – только сказал он. – Ее нигде нет…

Тетушка поняла, что известие предназначено для нее. Месье Жано легкомысленно махнул рукой:

– Никуда она от нас не денется. И не уйдет от ответа!

– На улице метель, я провожу вас, месье…

– О, метель! – Француз был в отличном расположении духа. – Русская метель, я люблю тебя!

Месье Жано бросил к ногам чудесной тетушки букет благодарностей и не смог бы остановиться, если бы Пушкин не уволок его силой.

Агата Кристафоровна осталась наедине со своими мыслями. Дарья, довольная тем, что сразила француза, спокойно дремала на кухне. Но тетушке было не до сна…

• 68 •

Агата потерялась. Не знала, спит или бодрствует, жива или уже умерла, во сне или наяву, где она, что с ней. Налетали и растворялись обрывки каких-то событий, она не знала, с ней ли это было или она это выдумала. Не ощущал рук и ног, понимала, что лежит в холоде, но ей не было холодно. Внутри тело все горело огнем, но боли не было.

Почему не шевельнуться?

Попробовав, Агата наверняка поняла, что не может двинуть руками. С ногами тоже было что-то неправильное: как будто срослись с чем-то чужим, что не может быть ее телом. Шевельнула головой, но и голова не подчинилась, как зажатая в тиски. Она хотела закричать, но вместо крика услышала сдавленный свист. Это ее голос?

Пришел холод. Окружил, сковал, вцепился. Агата ощутила, как замерзла. Холод был в каждой клеточке ее тела. Зато теперь она точно поняла, что не умерла. С ней что-то случилось… Что происходило до этого?

Перед глазами вертелись лестницы, пролетки, потом черные улицы, потом она куда-то идет, потом чернота и она уже лежит. Агата была уверена, что находится в лежачем положении. Между лопатками торчало что-то жесткое, впивавшееся в кожу. Это был пустяк по сравнению с тем, что нельзя шевельнуться.

Может, ее похоронили заживо? От этой мысли стало так страшно, что Агата отогнала ее. Думать о чем угодно, только не об этом. Например, о Пушкине. Где он сейчас? Что делает? Ест или спит? Тут она поняла, что не имеет ни малейшего представления, сколько времени. И в конце, концов, куда ее засунули?