А во-вторых, как тут же выяснилось со слов подошедшего с группой курсантов экскурсовода, нарисовал эту картину с натуры художник Шишкин близ германского города Дюссельдорфа.
«И тут мошенничество», — подумал Егоров.
Впрочем, за день, проведенный с Надеждой, он перестал вспоминать, что перед ним — зловредная опасная аферистка. Ничто ни во внешности ее, ни в поведении, ни в словах об этом не говорило. Опять же — он ходил сегодня в отделение милиции, и ни Надежда, ни Роман бровью не повели. И — если рассуждать логически — разумно ли втягивать в мошенничество целую семью?.. Владимир Афиногенович с его пристрастием к сорокаградусному духоподъемному напитку — какой он заговорщик?
Если они и мошенники — то это невероятно тонкая, невероятно сложная и коварная, иезуитская прямо-таки игра.
Глядя на лицо Нади через отблеск свечи, горевшей на ресторанном столике, Егоров не мог предположить, что она способна на такую игру. Полные губы, трогательные — не по возрасту — ямочки, светлые глаза, нерешительная открытая улыбка…
Теперь Егоров был абсолютно уверен, что это ошибка.
И не совсем понимал, как вести операцию дальше.
Принесли шампанского. Егоров решился выпить. Здесь, в общем, в любом случае можно было выпить: ресторан выбирал Никита Уваров.
Они сидели с Любимовым за столиком в дальнем углу, нервно курили, пили кофе.
— Для меня самое ужасное — это одиночество, — говорил Егоров с новой для себя, неведомой ранее искренностью. — Придешь вечером со службы… В смысле, с плантации. И поговорить не с кем. Одни собаки. Так и коротаешь вечера перед телевизором.
— Мне это близко и понятно, — с грустью призналась Надежда.
— Почему же ты одна? — осторожно спросил Егоров. — Красивая, умная…
Будто бы у красивых и умных всегда все хорошо. Будто бы им не труднее, чем стандартным людям, найти свое счастье. У них ведь и требования выше.
Надежда ответила не сразу.
— Так жизнь сложилась. А изменить ее трудно. Какую-то уверенность в себе потеряла.
— А если я к себе тебя позову? Поедешь? — и подумал про себя: «А куда же я ее зову? На плантацию?! Но ведь нет никакой плантации!»
— В Африку? Вряд ли, Пауль. Где я, и где Африка…
Мимо столика за Надиной спиной прошел в сторону туалета Уваров. Дескать, надо поговорить.
— Надя, ты мне очень нравишься, — вдруг признался Егоров. — Твои глаза… Твоя улыбка… И вообще, ты такая солнечная…
«Черт побери. Почти признание в любви».
— Спасибо, Пауль. Ты мне тоже нравишься, — улыбнулась Надежда.
Очень много лет ему такое не говорили. Он, конечно, нравился своим болонкам. Когда корм приносил…
— Тогда почему?.. — едва не вскрикнул Егоров.
«А что бы я делал, если бы она согласилась в Африку?!»
Любимов тоже прошел в сторону туалета.
— По многим причинам. Прежде всего, родители. Они уже в возрасте.
— У тебя брат вон какой… надежный.
— Брат братом, а ко мне они очень привязаны. Так ведь и я к ним тоже. Потом — работа…
— В ЮАР тоже есть детские садики, — быстро парировал Егоров, хотя вовсе не был в этом уверен. — Может, мне сюда переехать, а там все продать?..
«Что?! Что я собираюсь продать? И где?» Любимов и Уваров вернулись к столику. А потом снова по очереди прошли к туалету. Но Егоров не мог оторваться от беседы.
— Не сможешь ты здесь, — покачала головой Надежда. — Даже со своими русскими генами. Здесь совсем другая жизнь.
«А кто трубу починил?» — хотел обиженно спросить Егоров, но спросил другое:
— Зачем же эти знакомства? Фото в Интернете?..
— Честно? — посмотрела в его глаза Надежда. — Тогда я должна тебе кое в чем признаться…
Внутри у Егорова все екнуло. И он как-то сухо, по-милицейски сказал:
— Слушаю…
— Это не я объявление дала. Это все девчонки с работы. Переживают за меня… что я одинокая. Вот и отправили без моего ведома.
— И переписывались они?.. — ошалел Сергей Аркадьевич.
— Они, — потупилась Надежда.
Егоров притих.
— А мне перед самым твоим приездом признались, — закончила Надя.
— Я думал, все серьезно… — растерялся Егоров. — Ты мне понравилась…
Надежда глянула ему в глаза — почти нежно.
— И ты мне, правда, нравишься. От тебя теплом и добротой веет. Ты такой уютный.
— Я отлучусь на минуту, — Егоров выбрался из-за стола.
— Мы, думаете, шампанского не хотим? — хмуро спросил Уваров, когда Егоров наконец-то добрался до курительной комнаты при мужском туалете. — И шампанского хотим, и водки…
— А еще больше домой, поспать, — добавил Любимов.
— Да… Целый день ждем, пока вы шашни крутите!
— А что… заметно?
Любимов и Уваров переглянулись.
— Она не мошенница, — эмоционально заверил Егоров.
— С чего вы взяли?
— Сердцем чувствую! — воскликнул «Крюгер». — У нас с ней родственные души.
— Это не аргумент, — возразил Уваров. — Они так сыграют, Станиславский носа не подточит!..
— Да меня уже десять раз могли ограбить! А ей ничего не надо.
— Так у вас грабить-то нечего пока. Те десять тысяч рублей, которые вы с карточки сегодня сняли? Нет, у них комбинация посложнее…
— Да какая там комбинация. Я же не слепой, — горячился Егоров. — Она так на меня смотрит… А вот вы целый день следите — «хвост» есть?
— Нету вроде… — нехотя признался Любимов.
— А здесь, в ресторане?