Выигрывать надо уметь (сборник)

Улицы опустели, и мы шли по самой середине проезжей части. Наши скрещенные тени то убегали вперед, то отставали, путались под ногами. Пахло теплой землей, откуда-то с окраины доносились крики паровозов. Потом над домами, так низко, что хотелось пригнуть голову, прошел самолет, мигая красными сигнальными огнями.

– Восемнадцатый рейс, – сказал Сашка, проводив его взглядом. – С материка. Ну ладно, мне пора!

– Слушай, – неожиданно для себя сказал я, – пошли в гостиницу, а? Пошли!

– Думаешь, пустят?

– Сегодня другая дежурная, она тебя не знает.

– А адвокат там?

– Наверное, где же ему быть. Завтра выступать.

– Это уже интересно. – Сашка оживился, но тут же опять сник – будто от тяжелой мысли, о которой забыл на мгновение. – Ну, пошли, – сказал он равнодушно.

По узкой лестнице мы поднялись на второй этаж, остановились у нашей двери.

– Все правильно, – сказал Сашка. – Та самая дверь. Теперь уже закрываетесь на ночь?

– И на день тоже. – Я толкнул дверь, она была заперта. Из глубины номера доносился голос Толика. Он говорил громко и старательно, будто втолковывал что-то непонятливому собеседнику. Некоторое время мы прислушивались, но, когда разобрали слова «граждане судьи», оба чуть не рассмеялись.

– Видишь, – сказал Сашка, – я опережаю время на два года, он – на один день... Что-то мы все торопимся, торопимся, вот только куда?

Я постучал. Голос в номере смолк, послышались шелест бумаги, шлепанье больших ступней по пластиковому полу прихожей. Щелкнул замок, дверь распахнулась. Толик был в пиджаке и при галстуке, но босиком. Увидев Сашку, он побледнел, отступил в глубину коридора, пропустил нас и закрыл дверь.

Сашка сел на ручку кресла, с любопытством огляделся, улыбаясь.

– Кажется, я здесь был когда-то...

– Наверняка был, – ответил Толик. – Мне нужно сказать тебе пару слов, – повернулся он ко мне. – Выйдем на минутку. Ты что, с ума сошел?! – прошептал он, едва мы оказались в коридоре. – Хочешь меня под монастырь подвести?!

– А в чем дело, чего ты испугался?

– Адвокатам запрещено встречаться с подзащитным в такой обстановке. Это уже частное расследование. Вы бы еще бутылку принесли! Слушай, у тебя страшно неустойчивая психика. Сегодня ты привел вора, завтра убийцу заманишь...

Сашка ушел.

Он молча улыбнулся у двери, махнул прощально рукой и вышел. В окно я видел, как он поднял воротник куртки, сунул руки в карманы и зашагал к вокзалу. Фонарь был впереди, за углом, и мне из окна казалось, что Сашка с трудом, согнувшись от напряжения, тащит за собой тяжелую длинную тень. Она волочилась за ним, хватаясь за выступы дороги, за столбы, за деревья, посаженные вдоль тротуара. И даже когда Сашка скрылся за углом, я еще некоторое время видел его тень, судорожно цепляющуюся за город.

– От твоего Сашки можно ожидать чего угодно, – сказал Толик таким тоном, будто ставил диагноз. – У него неустойчивая психика. Ему еще повезло, что он попал за решетку по этому делу. Мог подзалететь куда серьезнее. Пусть радуется. Полтора года – не так уж много. Я с дыркой возле сердца провалялся почти столько же.

– Девчонка обещает ждать его, – сказал я.

– Меня тоже ждала, – тихо, будто про себя проговорил Толик. – Не дождалась только. Толст я стал, понимаешь? Слишком толст для нее.

– Думаешь, ему грозит то же самое?

– Нет, там ему вряд ли удастся растолстеть, не те условия. А вот слишком тощим для своей девочки он запросто может стать.

– Ничего, поправится. – Мне почему-то хотелось, чтобы у Сашки все получилось хорошо.

– Я говорю не о весе, – грустно пояснил Толик. – Подумаешь, вес. Я оказался слишком солидным, а Сашка наверняка окажется слишком никчемным.

– Жизнь покажет.

– В этой истории она уже не покажет ничего нового. Все стало на свои места, и надолго. А какая была девушка, – вздохнул Толик, – какая девушка...

– А что с ней сейчас?

– Вышла замуж за зубного врача... На кой ей врач – не пойму. У нее прекрасные зубы.

– Если подходить с этой точки зрения, то ей, наверное, и адвокат ни к чему.

– Ты прав, – наконец согласился со мной Толик.

КИЕВСКИЙ ТОРТ

Как-то вечером, когда прием уже закончился и Вера Петровна спешно заносила в карточки бесконечные сведения, которые положено вписывать во время приема, в кабинетик вошел хирург Николай Николаевич. Он неслышно сел на кушетку, застланную белой простыней, откинулся спиной на крашеную стену и стал смотреть на Веру Петровну внимательно и почти влюбленно, как это могут себе позволить пожилые люди, понимающие, что их не заподозрят в срамных помыслах.

– Простите меня, Верочка, за нескромный вопрос... Сколько вам лет?

– Ох, Николай Николаевич! – непритворно вздохнула Вера Петровна, не отрываясь от карточек. – Все мои, все мои... Двадцать семь! – И она, быстро обернувшись, исподлобья посмотрела на хирурга широко раскрытыми глазами, словно сама удивилась этой страшной цифре. И добавила: – Будет.

– Замуж вам надо, Вера. Чтобы семья, муж, дети... чтобы не оставались вы тут со мной, стариком, да с уборщицей, которая вот-вот погонит нас отсюда своей поганой метлой.