Выход 493

Но человек сам выбрал себе этот путь. И пускай, черт подери, — да! — он совершил самую крупную, самую бессмысленную и непростительную ошибку в истории человечества, но разве он не платит теперь за это? Кровью платит. Вопрос здесь в другом: откуда взялся, сука мать, гребаный палач, ты, требующий к себе еще уважения? Если бы ты был животным, я бы тебя понял. Но ты ведь не животное. Ты из такого же теста, как и мы, так зачем тебе истреблять нас сейчас, после всего, что с нами произошло?! Зачем ты ускоряешь нашу смерть — тех, кто рано или поздно умрет и без твоей чертовой клоунской помощи?! Чего ты добьешься, когда отправишь последнего из людей на тот свет?! Мы мешаем тебе, скажи?! Может, мы топчем твою территорию?! Или просто злим тебя тем, что мы есть на этой планете?!

Зомби не шевелился, став похожим на загипнотизированного кролика, и даже его глаз-дефлектор застыл, вглядываясь в пустое пространство штурманского места. Крысолов же, закончив брызгать слюной, тяжело и нервно сопел, взмокшей ладонью продолжая сжимать рукоять «хеклера». Его глаза были полны ненависти, челюсти он сжал до онемения десен, а в груди долбило с такой силой, будто он проглотил отбойный молоток.

— Людей? — после нескольких раздумий переспросил спокойный, шипящий голос. — Прости за бесцеремонность, Кирилл Валерьевич, но ты так называешь себя по привычке? Все никак не можешь смириться с очевидным?

На лице Крысолова застыл вопрос. Он не понимал смысла сказанных голосом слов, но что-то черное и склизкое, залегшее на самом дне его существа, вздрогнуло. Так, словно голос произнес некую комбинацию букв или слов, открывающих ворота в пылающую преисподнюю души Учителя. Кирилл Валерьевич хотел спросить, что тот имеет в виду, но что-то помешало ему сделать это. Вероятно, то же, что мешает подозреваемому корчить из себя невиновного, когда следователь вдруг предъявляет прямую, неопровержимую улику, оставленную тем на месте преступления.

— Ты на самом деле хочешь знать, почему это происходит? — полушепотом спросил голос. — Почему вы подвергаетесь уничтожению? Что ж, я готов дать ответы на изводящие тебя вопросы. Главное — готов ли ты услышать то, что я тебе хочу рассказать?

Опустив плечи и уставившись на приборную доску, Крысолов молчал, словно прилежный ученик, впервые в жизни не выучивший домашнего задания. Даже сердце в груди, казалось, перестало биться. Глядя на него, можно было подумать, что он тайком плачет, скрывает побежавшие по щекам слезы, не в силах решить, хочет ли он услышать подтверждение тому, что так беспокоило его в последние годы. Хочет ли получить объяснение тому, что чувствовал, но никак не мог найти истолкования.

Чувства в его трепещущей душе сбились в плотный ком. Он ненавидел того, кто прятался за телом зомби, но вместе с тем ощущал, будто у него развилась зависимость от его голоса. Его вера в то, что Не-Имеющий-Имени-Но-Подчиняющий-Разумом виновен в тысяче смертей его единокровников, не дала ни единой трещины, но вместе с тем что-то похожее на доверие проникало сквозь нее, подобно рентгеновским лучам.

— Ты ведь еще не забыл историю с яготинцем, верно? — спросил голос.

— Он-то каким боком к этому всему лепится? — не отрывая взгляда от покоящихся на нуле стрелок спидометра и тахометра, вопросом на вопрос ответил Крысолов.

— Позже ты все поймешь. Но прежде я должен рассказать тебе о бункерах «первенцев» и о «Едином Смотрящем». Готов биться об заклад, ты ничего не слышал ни о первом, ни о втором.

— Бункеры «первенцев»? — Кирилл Валерьевич выждал несколько секунд, хотя отлично знал, что раньше ему слышать подобное не приходилось. — Нет, а вот второе, смею предположить, твое имя?