Выхода нет

– Дом действительно выглядит чище, чем я ожидала, – говорит она наконец. – По крайней мере, сегодня утром.

– Моей заслуги в этом нет. Хотя мне и хотелось бы это сказать. Но ведь ты сразу осадила бы меня. Ты же сама сказала, что я лжец.

Я пытаюсь говорить это со смехом, чтобы она присоединилась ко мне.

Неожиданно машины передо мной начинают двигаться, и сзади раздается сигнал.

– Послушай, почему бы тебе не приехать сегодня? Я закажу еду. Бутылочку вина. И мы сможем нормально поговорить.

– Я не знаю, Адам. – Она вздыхает.

– Но ты мне веришь? Я о Сомер.

– Да, верю, – говорит Алекс монотонным и несчастным голосом. – Но я еще не готова вернуться. Пока не готова. Прости.

И она отключается.

* * *

Помещение полно народа и сотрясается от кашля. Кругом хрипящие легкие и текущие носы. Январские микробы. Сама приемная располагается в специально приспособленном жилом помещении в одном из тех викторианских домов на одну семью, которые кажутся очень узкими со стороны улицы и уходят далеко вглубь квартала. Комната ожидания расположена в самой глубине здания, и из ее окон виден сад, который, должно быть, летом выглядит очень мило, а сейчас засыпан слоем опавших и гниющих листьев высотой до колена. В самом конце его стоит большое дерево, окруженное кольцом из выцветших опавших иголок ржавого цвета толщиной в два дюйма.

«Какой смысл заводить вечнозеленые растения, – размышляет Сомер, – если все равно приходится убирать весь этот мусор?»

Хотя она приехала до начала приема, ей приходится ждать не менее получаса, пока освободится доктор Миллер. Женщина явно измотана. Ее выкрашенные синькой седые волосы забраны в тугой пучок, а на лбу красуются очки. Сомер готова поспорить, что она теряет их не реже двух раз в день.

– Простите, офицер, – говорит женщина, суетливо передвигая предметы на своем столе. – Неделя после каникул всегда похожа на кошмар… Чем я могу вам помочь?

– Я по поводу Саманты Эсмонд.

Суетливые движения прекращаются.

– А, ну да. Это просто кошмар, – в ее глазах мелькает неподдельное душевное страдание.

– Мы говорили с одной из подруг Саманты, и она думает, что та могла страдать от послеродовой депрессии. Это правда?

Врач начинает постукивать шариковой ручкой по столешнице.

– Вы же понимаете, что это конфиденциальная медицинская информация. Я полагаю, что вы получили все необходимые разрешения?

– Уверяю вас, с бумагами всё в порядке. Если хотите, могу показать вам копию.

Сомер не ожидает, что врач будет ловить ее на слове, но та протягивает руку. Детектив достает из сумки лист бумаги. Миллер опускает на нос очки, задевая при этом свою прическу. Прочитывает бумагу, затем кладет ее на стол перед собой и снимает очки.

– Да, – произносит она со вздохом, – у Саманты действительно была послеродовая депрессия. И уже не в первый раз. Те же проблемы у нее были, когда родился Мэтти, хотя, если судить по ее записям, после рождения Захарии все было гораздо хуже. И продолжалось гораздо дольше.

– А в чем это выражалось?

– Симптомы вполне обычные: апатия, ощущение собственной неполноценности, беспричинные слезы, проблемы со сном.

– Она принимала лекарства?

– Да. Недавно я назначила ей темазепам, чтобы отрегулировать ее сон. А еще она принимала сертралин, чтобы снять тревожность.

– Все было настолько плохо, что вы назначили ей антидепрессант?

– Да, боюсь, что так. – Миллер внимательно смотрит на констебля. – Мы попробовали несколько вариантов, прежде чем пришли к выводу, что этот препарат наиболее ей подходит.

Сомер колеблется, но вопроса не избежать.

– А вы никогда не думали, что она может причинить вред себе? Или ребенку?

– Если быть до конца честной, – доктор откидывается в кресле, – нас начинал беспокоить Захария, но не только по этой причине. Как это ни прискорбно. У него слишком часто возникали боли в животе. Мы пытались выяснить причину этого.

– Понимаю…

– Хотя ничто не указывало на то, что с малышом плохо обращаются, если вас это интересует… А что касается Саманты, то она была… я бы сказала… совершенно ошеломлена. Не забывайте, ей приходилось думать еще и о Мэтти. Для нее это было чересчур.

– Но муж ей помогал, не так ли?

– Майкл? Да он просто образцовый муж. Большего для нее никто не сделал бы. Магазины, уборка, обихаживание детей, а еще и Мэтти надо в школу возить… И он все это делал. Невероятно ее поддерживал.

«Или невероятно контролировал», – думает Сомер.

– Не знаю, как он все это успевал и при этом работал на такой ответственной работе, – говорит врач, может быть, излишне лаконично. Возможно, она почувствовала скепсис Сомер. – Большинство людей этого не выдержали бы. Включая меня.

– А на нем этот стресс никак не отражался?

– Доктор Эсмонд не принимал никаких препаратов против стресса, депрессии или чего-то подобного. – Миллер прищуривается. – Что же касается Мэтти, то мальчик был довольно нервным ребенком, но при этом было ясно, что его любят и за ним хорошо ухаживают. Что еще вы хотите от меня услышать?

Это что-то новенькое.

– Вы сказали, что Мэтти был нервным ребенком. А в чем это проявлялось?

Миллер вновь начинает постукивать ручкой по столу.